Интермир. Серебряная греза - Нил Гейман

Провода, прикрепленные к моим конечностям, уходили вниз и змеились по полу, на котором были выгравированы какие-то тайные знаки. Все это смахивало на декорацию второсортного фильма. Разбегаясь в разные стороны, провода образовывали пятиконечную звезду, в центре которой высилась невиданная машина.

Благодаря обучению в Интермире кое-какие ее части (вроде передатчиков, приемников и генераторов) я узнал. Все они крепились к какой-то штуковине, похожей на гигантский трансформатор. Странную картину довершали тринадцать фигур в темных балахонах, окружавшие механизм. Под капюшонами не было лиц, одна чернота.

Нет уж, спасибо! Я в эти игры не играю.

Я закрыл глаза и попробовал отыскать портал, но тотчас рванул прочь от мыслей о нем. Что-то караулило мое сознание. Я будто шагнул в паутину или приблизился к высоковольтному проводу. Аж вздыбились волоски на загривке.

– Уже недолго, – пробормотал Жуакин.

– Ладно, давай поболтаем. – Я взглянул на него. – Что такое «Морозная ночь»? Я слышал о ней от… – Я осекся, но потом договорил: – От старого друга.

Жуакин сочувственно усмехнулся:

– От Джея?

Я понял, что прежняя спокойная злость – ничто по сравнению с охватившей меня яростью. Значит, душу Джея использовали для… Нет, им служили только души плененных Путников. Тело Джея доставили в Интермир, я с ним простился, а потом говорил с его духом. Душа его на свободе. Как и душа Ежи.

Через секунду Жуакин подтвердил мою мысль, хотя один его голос доводил до белого каления:

– Кое-что из твоей памяти перешло ко мне. Правда, маловато – наш контакт был слишком недолог.

– Мне от тебя ничего не досталось, – огрызнулся я. – Уж просвети. Что такое «Морозная ночь»?

– Революция, которая все преобразит. – В голосе Жуакина слышался исступленный восторг, свойственный фанатикам и придуркам.

– Ну? – подстегнул я, поскольку он замолчал. Я незаметно подергал правую руку. Кожу саднило, но вроде бы появился маленький люфт. Как будто. Хотелось верить.

– Морозная ночь. Гибель богов. Армагеддон, если желаешь драматизма. Цунами. Осознанный взрыв, преобразующий время и пространство.

Стало так мерзко, что я даже забыл о стертом в кровь запястье.

– То есть уничтожение вселенной. Больше штампов не припас? Почему злодеи никогда не придумывают хоть что-то разумное?

– Кто говорит об уничтожении вселенной? – самодовольно ухмыльнулся Жуакин. – Я сказал, преображение времени и пространства. Мы создадим вселенную, Альтиверсум и вообще что угодно. Мы не разрушаем. Мы воссоздаем.

Час от часу не легче.

– Ладно. – Я собирался с мыслями. – А зачем воссоздавать? Разве плоха нынешняя вселенная?

– А то нет? За пару дней в Интермире я насмотрелся кошмаров! Чем больше узнавал, тем крепче убеждался в необходимости нашей миссии. Скачанные воспоминания лишь укрепляли меня – столько горя, злобы, трагедий. Сплошной хаос…

– Включи здравый смысл: не изведав зла, не оценишь добра!

– Поэтические бредни, – отрезал Жуакин. – Думаешь, все с тобой согласятся? Знаешь, сколько нас, униженных и оскорбленных?

Я не знал и не хотел знать. Все мои версии произошли от версий моих родителей. Невозможно поверить, что даже в альтернативном мире любящая мать и отец-весельчак навредят своим детям.

Словно прочитав мои мысли (что вполне возможно, поскольку он – тоже моя версия и наши мозги устроены одинаково), Жуакин выдал:

– Мои родители мечтали о лучшей жизни для нас – такой, где мы установим мир и порядок.

Минуточку!

– Какие родители? Ты же клон!

– Мне дали жизнь бинарии и маги.

– Хороша семейка! – пробурчал я.

– Ради меня мои родители преображают Альтиверсум! – Жуакин, похоже, разозлился. – Твои на такое способны?

– Нет. Потому что они в своем уме.

– Джо!

Меня будто током стукнуло – Акасия! Я судорожно огляделся. Справа пальнул лазер, в ответ мимо сетки вжикнул ртутный заряд бинариев. Акасия вела бой, используя оружие и штуковины, закрепленные на ее ремне.

– Шагай, Джо! – крикнула она. – Скорее! Шагай!

– Они готовы, – спокойно проговорил Жуакин.

Но я не смог бы Шагнуть, даже если бы согласился бросить Акасию. Чудная машина ожила, и я будто оказался в нутре самолетной турбины. В голове все смешалось – все мои знания и умения пустились в бешеный пляс. На миг я даже забыл, кто я и где я. Потом расслышал голос Акасии, вновь окликнувшей меня, и пение, доносившееся от машины. Слов я не понимал, хотя пели явно на английском. Но в тот момент я бы и алфавит не распознал.

Глаза Жуакина сияли восторгом, словно он катался на «Русских горках». Таким возбужденным я его еще не видел. Его ореол из синих огоньков исчез.

Но не бесследно. Синим светом озарились провода, тянувшиеся от нас к машине. И тут сквозь рев турбины и песнопение пробились иные голоса.

Кричали души Путников.

Шар, венчавший диковинный трансформатор, налился светом. Мутным, холодным, предгрозовым. Шар этот был внутри еще одного шара, бравшего энергию от тринадцати певунов в балахонах. Вот эта двойная сфера и накапливала… Что? Морозная ночь скоро…

Вдруг все закончилось. Сфера всосала последний голубой огонек, балахоны затянули иную песнь. Перед глазами все плыло, будто меня изрядно выкачали, но теперь я разобрал слова.

– Порождение науки и магии, совместный плод колдовства и технологии…

Да уж, паршивый запев.

Жуакин сник: бледный, весь в испарине, голова свесилась на грудь. Мне тоже было скверно, но все же не настолько. С неимоверным усилием он поднял голову.

– Профессор… – В голосе Жуакина слышался страх. Знаете, я даже его пожалел. Но потом в глазах его промелькнуло нечто такое, отчего мне стало не по себе.

Предводителя бинариев нигде не было видно. В зале стояли только певуны в балахонах, охранники и бойцы, которым все же удалось скрутить Акасию. Она уже не сопротивлялась и только смотрела на сферу. Во взгляде ее плескался тот же ужас, что и в глазах Жуакина.

Тринадцать фигур разом вскинули и уронили руки, и обслуга машины принялась щелкать тумблерами и нажимать кнопки. Провода вновь осветились, а Жуакин задергался и завопил.

– Профессор! – Голос его еле пробился сквозь гул машины и жуткий речитатив. – Что происходит?

Я уже понял, что́ его так напугало. Казалось, из меня по капле выкачали всю кровь, до последней крохи выскребли мою сущность, заменив ее пустыми обещаниями, отголоском меня прежнего. Чувство это было мне знакомо. Я через это прошел, когда Старик стер мою память и лишил способностей Путника… Вроде все было хорошо, но часто в тишине своей комнаты я беспричинно плакал. А все потому, что отняли мое «я».