Фунгус - Альберт Санчес Пиньоль

Носильщики бежали вперед с невероятной скоростью. Благодаря ногам, сплетенным из корней, и пальцам, способным уцепиться за любую поверхность, они отличались удивительным проворством. Нелепый паланкин фунгусы несли осторожно, двигаясь плавно, как медузы в морской глубине, словно закон всемирного тяготения был для них не писан. Они мчались по горам напрямки, пока гусыня не предупредила Хик-Хика яростным гоготом: там вдалеке, в долине, виднеется колонна вооруженных людей.

Он посмотрел вниз, себе под ноги, и глаза его, черные, как брови и как венчающий его голову котелок, налились ненавистью. Во время путешествия в паланкине он то и дело прикладывался к бутылке и снова был в стельку. Почему его опять преследуют? Он всю жизнь скрывался от полицейских, гвардейцев, агентов правительства. Почему его не оставят в покое? Даже сюда, на вершины Пиренеев, добрались система, порядок и правительство.

Хик-Хик слез со своего паланкина и, вне себя от ярости, двинулся вперед, сжимая в руке лефоше. Затем наугад выстрелил и закричал солдатам по-испански:

– Мерзавцы! Собаки! Сволочи! Срать я хотел на вашего Пракседеса Сагасту!

Под стать ему гусыня злобно гоготала: «Га-га-га! Га-га-га! Га-га-га!» Горное эхо множило выстрелы и ругательства: «Сагасту, асту, асту… Га-га-га! Диван, диван!» Истратив все патроны, Хик-Хик почувствовал себя последним идиотом: два батальона солдат молча взирали на него снизу, а он не знал, что еще предпринять. И прорычал первую фразу, пришедшую ему в голову:

– Вы позарились на мой винкауд, верно? Так идите сюда за ним, сволочи!

«Чи, чи, чи…» – ответило эхо.

С этими словами он повернулся к публике спиной и зашагал прочь. Лысая Гусыня последовала за ним, взмахивая крыльями и подскакивая, как курица. За кустами их ждали два фунгуса-носильщика. Он уселся в паланкин, подобно разгневанному римскому императору, и царственным жестом приказал носильщикам отнести его назад в кауну, иначе говоря – в Пустую гору.

Очень скоро паланкин снова внесли в большой зал, располагавшийся в подножье горы. Там столпились пятьсот фунгусов, обеспокоенных его долгой отлучкой и с нетерпением ожидавших новых распоряжений. На сей раз уговаривать его не пришлось: Хик-Хику не терпелось отдавать приказы. На одной из каменных стен имелся небольшой выступ, похожий на возвышение для оратора. Хик-Хик поднялся на эту импровизированную кафедру, а фунгусы выстроились полукругом перед хозяином. Они прижались друг к другу так тесно, что сверху их головы казались вымощенным плиткой полом.

– Товарищи! – возопил Хик-Хик. – Должен сообщить вам ужасную новость: на нас надвигается шайка реакционеров! Они желают напасть на эту обитель социализма и коллективизма, которую вы так радостно строите. Но не беспокойтесь! Это последняя отчаянная попытка капиталистического миропорядка нас подчинить. Мы будем отражать их атаки зубами и когтями! Да здравствует Кропоткин! Да здравствует иллюстрированное издание воспоминаний товарища Горького! Да здравствует анархия всего мира, включая растительный! Ура, товарищи!

Фунгусы не поняли ни слова из этой речи. Поскольку Коротыш по-прежнему вынужден был держаться в стороне от не выносивших его собратьев, он примостился у самых ног Хик-Хика. Закончив свое обращение к толпе, тот встретился взглядом с маленьким фунгусом, и Коротыш ощутил его самые потаенные чувства: Хик-Хик одинаково боялся и фунгусов, и солдат. Будь на то его воля, он бы уничтожил и тех, и других. Но сделать этого не мог.

Пристальный взгляд Коротыша не понравился Хик-Хику:

– Ты что, ничего не понял? И потому так смотришь? Что, черт возьми, вам не ясно? Армия хочет подавить революцию! – Он прихлебнул вина и добавил: – Правительства не хотят, чтобы у каждого рабочего был диван! – Потом ткнул Коротыша пальцем между глаз и зарычал: – А вас скинут в расселину! Теперь понятно? Вас ждет расселина, безмозглые вы грибы!

Услышав эти слова, Коротыш невольно подпрыгнул.

Вот значит как.

Это он понимал. Расселина есть расселина – чего тут непонятного? Ему показалось, что он видит всю сцену наяву: пятьсот фунгусов летят вниз в бездонную пропасть – град тел, судорожно скрюченные конечности. Их сталкивают в пропасть те самые люди в плащах, фуражках и синей одежде, которых он видел на дороге к Пустой горе.

Самого маленького фунгуса охватило величайшее возбуждение. Корчась в судорогах, он прыгнул вниз и оказался среди собратьев, которые удивленно расступились.

Коротыш бился в судорогах, словно раздавленное насекомое. Упав навзничь, он кружился и извивался, словно его терзали невидимые враги. Из пасти, полной зубов-иголок, хлынула пена, при этом он издавал вопли, каких еще не слышала Пустая гора.

Нас сбросят в расселину!

Стремительно мелькавшие язык и руки рассекали воздух, словно бичи. Тысячи спор покидали тело, как будто кто-то выбивал пыль из старого ковра. Споры блестели кипящей ртутью, заполняли собой пещеру и воспаряли к ее своду. Остальные фунгусы в изумлении наблюдали за этим припадком безумия.

Расселина, расселина! Расселина!!!

По непонятной причине возбуждение Коротыша передалось пятистам его собратьям, обитавшим в Пустой горе. Караул, расселина!

Сначала один, потом другой, затем еще дюжина, а через несколько минут уже все пять сотен фунгусов забились в припадке, корчась во власти слепой и могущественной силы. Целые тучи блестящих спор клубились над толпой фунгусов, искорки взмывали весело, как ласточки, отскакивали со скоростью метеоритов. В толпе Хик-Хик заметил Коротыша, вознесенного над разгоряченной толпой. Тысячи рук удерживали его над головами, выставляя на всеобщее обозрение корчащееся в конвульсиях тело.

* * *

Некоторое время фунгусы предавались безумствам, потом немного успокоились и потянулись вслед за хозяином, который к тому времени удалился к себе.

Хик-Хик приказал построить себе жилище под самой вершиной Пустой горы. Чтобы туда попасть, надо было подняться по нескончаемой винтовой лестнице без перил. Внутри помещение представляло собой точную копию кауны у подножья горы, где он жил прежде: холодный каменный пол, кровать из грубых неотесанных бревен. Однако сверху на ней покоился превосходный матрас из нежной, мягкой, голубовато-зеленой пряжи. Эту пряжу соткали фунгусы своими острыми и тонкими пальцами-корешками.

Кроме кровати в комнате стоял стол. На самом деле это был дубовый пень, превышавший диаметром самое большое колесо. Несмотря на гигантские размеры, фунгусы выкорчевали и приволокли пень в Пустую гору без особого труда. Как все творения этих чудовищ, сей предмет мебели соединял в себе грубую, топорную работу и аккуратнейшую, безукоризненную отделку. Так, никому из них не пришло в голову очистить и обстрогать ножки: стол держался на сплетении толстых, облепленных землей корней, напоминавших пучок моркови. Зато тысячи крошечных пальчиков отполировали столешницу с такой тщательностью, будто она покрыта сотней слоев мастики.

Когда фунгусы ввалились в комнату, Хик-Хик уже поджидал их, стоя у пня-стола. Он сделал несколько глотков винкауда – это всегда его успокаивало, – а потом положил на стол камень, имевший форму пирамиды, пригоршню кедровых орехов и горку грибов. Кедровые орехи изображали солдат, грибы – фунгусов. Камень был Пустой горой. Веточка перед камнем означала протекавшую напротив речку. Далее Хик-Хик вкратце объяснил свой план атаки. Однако по мере объяснений он все сильнее ощущал непонимание, исходившее от цилиндрических туловищ фунгусов. Дюжины и дюжины голов склонялись над столом, но, хоть убей, не разумели, что он желает до них донести. Все это порождало в них одни и те же чувства: печаль и тревогу. Воздух комнаты наполнился спорами.