Контрапункт - Анна Энквист

На следующей день в небо над Европой медленно вползает солнце, освещая во Франции оранжевую палатку со спящим сыном; деревянные ступеньки шведской веранды, где после ночного кошмара курит мать, вглядываясь в бледные косички тумана между соснами; дом в Амстердаме, где с постели поднимается дочь, чтобы заставить замолчать будильник, который она нарочно отставила на три метра от кровати.

Последующие события мать с течением времени воссоздает по множеству предметов, фотографий, отчетов и видеофрагментов.

Дочь бросает грязную одежду в угол ванной. Надевает велосипедные шорты и майку, а вожделенное летнее платье из гардероба матери кладет в рюкзак. Она выкатывает гоночный велосипед на улицу и закрывает дом. На часах половина восьмого. Она чувствует солнце на обнаженных руках. Канал, луга, окраина города, улицы, переулок, широкая площадь. Светофор.

Суд Амстердама, дело номер 13-030801-01:… не удостоверившись в том, что дорога свободна, он повернул направо. На вопрос, включил ли он сигнал поворота, подозреваемый ответил, что не помнит…

Прокуратура, апелляционный суд, дело номер 23-001974-03:… подозреваемый не может указать размер «мертвой зоны» своего грузового автомобиля. Он не проверял…

Заключение судебно-медицинской экспертизы:… тяжелая травма головы, повлекшая за собой смерть…

Новости по телевидению: желтый вертолет «скорой помощи» кружит над площадью, приземляется между высокой церковью, дворцом и памятником жертвам войны. Полицейские образовали широкий круг оцепления и держат огромные белые простыни, отгораживаясь от любопытствующих взглядов зевак. Искореженный велосипед валяется на мостовой.

Солнце плещется по фасадам, еще прохладно, но день обещает быть теплым. Солнечные лучи нагревают неровные камушки искусно вымощенной площади, касаются искаженных ужасом лиц свидетелей, ласкают лежащую девушку, ее голые ноги в полушпагате смерти.

На часах половина девятого.

Женщина, прикованная к своему роялю, размышляет об опасностях путешествий. В чужих краях ты лишен опоры, не владеешь ситуацией и не представляешь, что творится в покинутом тобою доме.

В 1720 году Бах отправился с концертами в Карлсбад, где отдыхал и лечился принц. Небольшие каникулы: прогулки по парку, пиво с коллегами и возможность ежедневно исполнять старые и новые сочинения. Он вернулся домой отдохнувшим, нагруженный подарками, в предвкушении счастливой встречи с семьей.

Когда открылась парадная дверь, он столкнулся с судьбой. В то время как он играл на клавесине в курортном салоне, Мария Барбара, его первая жена, заболела, умерла и была похоронена. Окна были занавешены. В доме было тихо. Старшая сестра жены, помогавшая вести хозяйство, принесла воды потрясенному вдовцу.

Бах хотел собрать вокруг себя детей, их детей — один за другим они входили в комнату: дочь Доротея одиннадцати лет, девятилетний Фридеман и маленький Карл Филипп Эммануил, которому исполнилось всего шесть. Они наверняка разговаривали полушепотом, возможно, даже плакали и молились. А где младший, должно быть, подумал Бах, до моего отъезда мы праздновали его пятилетие. Он уже слишком большой, чтобы спать днем, почему его нет, почему он не сидит у меня на коленях?

Его свояченица пожала плечами и повела его наверх, шурша темно-серыми юбками своего траурного наряда. Притулившись у двери, мальчик сидел в коридоре. «Он не может поверить в случившееся, — сказала свояченица. — Он все время ждет ее появления. Он видел, как ее выносили. И все равно отказывается верить. Он не спускается вниз к столу и спит рядом с ее спальней. Никакие наказания не действуют, он ни на что не реагирует. Фридеман носит ему хлеб».

Нетерпеливым движением Бах отпихнул ее в сторону и подошел к сыну. Ребенок посмотрел на него пронзительным взглядом и отвернул свое бледное, заостренное личико. Бах продолжал стоять, безвольно опустив руки.

Он вырос без матери, этот маленький Бернард. Научился петь, играть на органе и проявлял способности в самых разных областях. Любой, кто сравнивал его с первым сыном от второго брака Баха, родившегося девятью годами позже, видел одаренного мальчика рядом с вызывавшим сострадание, слабоумным ребенком. Талантливый Бернард не нуждался в сострадании и не просил о нем — он вообще ни о чем не просил. После окончания школы отец устроил его органистом в Мюльхаузене, а годом позже, когда Бернард оттуда сбежал, Бах позаботился о новом месте для него. Мальчик влезал в долги, Бах их погашал. Он брал кредиты, Бах их оплачивал. Он снова сбежал. Исчез. По настоянию отчаявшегося Баха городское правление Лейпцига объявило розыск. Бернарда не нашли.

Вести пришли с неожиданной стороны: Йенский университет извещал глубокоуважаемого капельмейстера Лейпцига, что студент юридического факультета Иоганн Готфрид Бернард Бах, только что достигший двадцати четырех лет, умер от лихорадки и, в соответствии с местными законами, был похоронен на кладбище для бедняков.

Юридический факультет? А как же орган? Учеба вместо заработка? Бах уже начал было выходить из себя при мысли о новых кредиторах, которым придется платить, но, осознав наконец содержание письма, опустился на стул. Больше не было повода для недовольства, не было долгов, и любая его помощь теперь была бесполезна. В то время как в Лейпциге началось лето, Бернард скончался на расстоянии нескольких дней езды от своего отца.

Анна Магдалена была добросовестной мачехой, но у нее хватало забот с собственными детьми. Ее младший четырехлетний сын Кристел уже подбирал песенки на клавесине. Раньше Бах любил сажать его на колени и играть. Сейчас ему было не до того. Ребенок не понимал и сердито колошматил кулачками по клавиатуре. Бах уединялся в своем кабинете. Вопросы жены он парировал качанием головы и не пускал к себе детей. Во время трапез он молча сидел за столом, и субботними вечерами они больше всей семьей не пели.

Бах работал над арией, которую когда-то его жена в порыве сентиментальности переписала в свою музыкальную тетрадь. Сжав кулаки, он думал над простой мелодией, которую Бернард тоже так любил. Стоило Анне Магдалене заговорить о погибшем сыне и попробовать его утешить, как он тут же пресекал ее попытки. Ему необходимо сосредоточиться, говорил он, он работает над большим произведением.

Так родилась неподражаемая музыка, позднее названная «Гольдберг-вариациями» и призванная усладить душу поклонников музыки, как было написано на титульном листе. Это была ложь; главное предназначение вариаций состояло в том, чтобы спасти их создателя от умопомешательства.

На протяжении полутора лет Бах запирался наедине со своей музыкой, ставшей проводником его отчаяния. По мере приближения конца он замедлял темп работы. Придуманная им структура насаждала нежеланный финал. Погрузившись в вариации, Бах был рядом с Бернардом; он не сошел с ума от безысходности, пока сочинял, работая над звуковым надгробием своего потерянного сына. Он заботился о нем. Приближалась вариация 30, которая должна была стать полифоническим праздником, триумфальным завершением серии из девяти канонов, разбросанных по всему сочинению.