Восемь ночей Сан-Челесте - Екатерина Бакулина

Нет, мне бы ничего не было. Выбросило бы, и все. И даже Пенелопе ничего бы не было. Нужно всего лишь заставить потерять сознание, и меня выбросит, а она останется. Максимум, пара синяков, помазать местной волшебной мазью и пройдет. Уверена, Рой мог бы сделать это без лишнего вреда для нее, просто пережать артерию пальцем, от моих дерганий никакого толку…

А его… даже не повесят.

Умереть в бою гораздо выгоднее, это легкая смерть…

Я боюсь думать, что будет, если он сам…

Перед глазами еще стоит площадь Сан-Мартинью.

Я орала на него, срывая голос и просто дурея от страха.

Он молчал.

Просто стоял неподвижно. И его лицо все больше каменело, серело на глазах.

А потом я просто рванула с места и побежала. Вниз. В город.

Мы успели.

Трибуны ревели, радуясь чьей-то смерти, пока мы пробирались к месту. Но я не смотрела на арену. Марко сказал — нет, там сейчас другие, не наши. Наших, он спросил, пока не было.

Еще три боя.

Первый ряд, перед нами бортик, а за ним, там внизу — смерть.

Я сидела зажмурившись, уткнувшись носом Марко в грудь, а он старательно закрывал мне уши. И плевать, как это выглядело со стороны. Я изо всех сил боролась с подступающей тошнотой, потому что там, на арене…

Ревели трубы. Я слышала долгий звон стали, глухой чавкающий удар и вопли… И крики толпы.

На самом деле, убивать не нужно. Нужно лишь, чтобы противник признал поражение. Но признавали редко, и без убийств почти не обходилось.

Хотелось спрятаться.

Марко наблюдал за происходящим очень внимательно.

И Рой. Рой был рядом, но на него я тоже старалась не смотреть. Мне было стыдно за все сказанное на смотровой площадке. И еще больше — страшно. Если он готов был сделать это на самом деле…

Только не так…

Очередной бой закончился, тело унесли, кровь спешно забросали свежим песком.

Объявили новую пару.

И Марко вдруг резко вытянулся.

Это оно?

Я заставила себя посмотреть.

Кто из них Чечче — я поняла сразу. И сразу поняла — это не он. То есть вот, высокий и тощий, слегка сутулый парень, недоразумение, а не оборотень. Но он так отчетливо красовался перед трибунами, подняв меч на вытянутой руке, ухмыляясь во весь рот. Не боялся. Словно даже мысли не было, что может проиграть. И что может пострадать — тем более.

Если его телом управляет кто-то другой, то тому другому — бояться нечего. Парня Чече убьют, а он вернется.

Убьют. Он точно пришел сюда не побеждать. Для победы игроку стоило выбрать кого-то более подходящего. Но выбор не случаен. Штабной волчонок. Слишком много знал?

Против него — огромный бритоголовый бугай, тертый в боях. Наверняка, тоже оборотень. Опытный, сильный, уверенный в себе. На парня он смотрел с легким презрением.

Трубы возвестили начало поединка.

Они оба без доспехов, только оружие.

У волчонка — илойская пехотная спата, у бритоголового — более широкий и длинный палаш.

Они стояли друг против друга, и даже я понимала — драться волчонок не умеет совсем. Даже меч держать не умеет. То есть, еще хуже, чем мог бы тот штабной. Настоящего, пусть и штабного — все равно учили, не важно, что он и не сражался в бою. А этот — совсем никак. Помахивает клинком так глупо. Но это ничуть его не смущает. Весело ржет.

— Это не он, — шепнул Марко. Напрягся, едва ли не шерсть дыбом. Оскалился.

— Спокойно, центурион, — это Рой. — Или ты тоже захотел? Посмотрел? Понял? И хватит.

Марко резко поднялся на ноги.

— Пина, я сейчас, ладно?

— Что?

Я вцепилась в него. Куда он собрался?

— Пина, посиди тут, ладно? — и обернулся к Рою. — Посмотри за ней. Если что, подержи ее.

Рой выругался сквозь зубы. Но схватил меня поперек талии и быстро притянул к себе.

— Тихо. Вера, хоть ты сиди тихо.

А Марко просто взял, и перемахнул через ограждения, прыгая вниз, на песок арены.

— Нет! — запоздало дернулась я.

Трибуны загудели.

— Не смотри, — сказал Рой на ухо.

Как я могу не смотреть, когда там Марко? Страшно, что сводит живот, но не смотреть — не могу.

Марко идет по песку.

— Стоять! — говорит он. — Вы оба!

Даже не орет, говорит, но так, что перекрывает рев толпы.

И толпа замолкает, слушает. Что-то назревает.

Бритоголовый останавливается, смотрит на Марко с интересом. Пока он не станет вмешиваться, это не его дело. А вот штабной волчонок недоволен.

— Ты кто такой? — с вызовом орет он.

Марко подходит ближе.

— Ты не узнаешь меня, Франческу? — в его голосе неподдельное удивление. — Мы три года служим вместе, ели из одного котла! Центурион Марко Лусьяни, пятая центурия седьмой когорты третьего легиона. Не узнаешь?

— Твою мать!

Волчонок плюют под ноги.

— Кто дал тебе разрешение участвовать в играх?

— Мой командир? — волчонок пожимает плечами.

— Кто? Имя?

— Ты не знаешь имя моего командира? — удивляется волчонок, но уже понимает, что его поймали.

— Я хочу услышать от тебя! А еще хочу понять, как вышло, что после трех лет службы ты неправильно держишь спату?

Я понимаю, куда Марко клонит. Он хочет, чтобы все увидели и поняли. Вокруг столько людей, все свидетели, уже не скрыть. Он мастерски играет на публику — каждое его слово отчетливо слышно, каждое движение приковывает взгляд.

Он достает меч из ножен, восьмеркой прокручивает его в ладони, перебрасывает из одной руки в другую и обратно, делает выпад, его движения непринужденны и легки.

На его фоне волчонок, неуклюже сжимающий рукоять меча в кулаке, выглядит глупо.

— Я же сам учил тебя, Франческу! Ты все забыл?

Роптание на трибунах, они тоже все понимают, нельзя не понять.

— Ты будешь драться? Или трепаться вышел? — язвительно спрашивает бритоголовый. — Нельзя уйти с арены всухую, боги будут недовольны!

— Боги? — удивляется Марко. — Или те, кто стоит выше них? Я знаю закон, и я буду драться с тобой. Как старший по званию. А этот щенок пусть ждет.

— И что за командир выдал разрешение тебе? — спрашивает бритоголовый.

На трибунах слышны редкие смешки.

— Да тот же самый, что и ему, — говорит Марко, кивая на волчонка. — Давай? Или ты испугался? С щенком-то, который никогда оружие в руках не держал, драться легко. Покажи, что ты можешь!