Танцуя с Девственницами - Стивен Бут

Над фургоном, на самом краю выступа карьерной стенки, росла березка. Развешанные на ее нижних ветках мелкие металлические предметы, кусочки фольги и старые консервные банки позвякивали на ветру.

– А это зачем? – буркнул Тэлби. – Новый способ мыть посуду?

– Древесное искусство, – сказал Хитченс. – Бевингтон написал стихи и приклеил их к колокольчикам. Говорит, это должно создавать атмосферу мира и гармонии. Хотите посмотреть поближе?

– Нет, спасибо. Избыток гармонии мне вредит.

Тэлби раздраженно посмотрел вниз, на фургон. Куперу показалось, что Кел только усилием воли не ответил на этот взгляд.

– Мы точно можем исключить их из числа подозреваемых? – спросил Тэлби.

– Очевидных связей с жертвой у них нет, и нет известных нам мотивов. Нет никаких доказательств и свидетельств того, что они каким-либо образом связаны с местом преступления.

– А обувь?

– Я подробно не рассматривал, – сказал Купер, – но Келвин Лоренс носит кеды, а у Бевингтона – пара мартинсов. Ни то ни другое не соответствует тому отпечатку.

– Может, у них в фургоне найдется еще и пара ботинок. Я понимаю, богачами они не выглядят, но даже у этой парочки обуви может быть не одна пара.

– Без ордера в фургон не полезешь: оснований-то нет.

Сбросив шинель, Страйд улегся на спину на краю скалы. Он пристально глядел в небо. Руки его лежали на лице, но пальцы оставались неподвижными. Дым от самокрутки поднимался на несколько футов вверх, а затем рассеивался ветром. Казалось, что он видит в небе нечто, заставлявшее его улыбаться, словно самому себе. Улыбка была такой неожиданной, что детективы тоже посмотрели наверх. Но там ничего не было, кроме облаков, плывших высоко над пустошью. Облака становились все больше и темнее. Собирался дождь.

– Если вы находите эту «музыку ветра» странной, Купер может показать вам еще кое-что, – сказал Хитченс.

Они проследовали по карьеру к неприметному местечку, прикрытому двумя большими камнями. В углублении одного из камней стоял ряд предметов, вначале показавшихся гигантскими свечками. Они были в фут высотой, сделаны из воска и вылеплены очень тщательно, все одинаковой характерной формы – длинные прямые стволы со слабыми прожилками вен и раздутыми круглыми головками, похожими на капюшон, с небольшими отверстиями на самом верху. Они были всех цветов: синие, красные, желтые, изысканных коричневатых и зеленоватых оттенков, а один – ярко-белый, с нежными золотыми жилочками вен. Они стояли, как солдаты на параде, указывая прямо в небо.

– Фу, какая гадость! – поморщился Тэлби.

– Они изображают фаллосы, – сказал Хитченс.

– Я сам вижу, что́ они изображают, – сказал Тэлби. – И фаллос – не то слово, которое первым приходит на ум.

– Наверное, пришлось немало потрудиться, создавая такие точные формы. Я даже думал, может, заявить их на премию Тернера.[12]

– И кто этот Леонардо да Винчи, которого мы должны поблагодарить?

– Некто Кел. Он весьма гордится ими. Называет это место членофермой.

– Это непристойно.

– Да, но вряд ли их можно обвинить в нарушении закона, – заметил Купер.

– Я не хочу смотреть на это. Идемте назад.

Они пошли обратно к тропинке. Купер заметил группу женщин, приближавшихся с противоположной стороны карьера. На них были светлые куртки с капюшонами и леггинсы. Женщины оживленно болтали между собой. Остановившись, они посмотрели на Кела и Страйда, а затем подошли к березе и принялись изучать музыкальные приспособления.

– Где Фрай, исполняющая обязанности сержанта уголовной полиции? – спросил Тэлби. – Она же недавно была здесь?

– Ушла на встречу с Мегги Крю, – доложил Хитченс.

– Да, конечно, – едва слышно вздохнул старший инспектор: он не питал особых надежд в отношении Мегги Крю.

С минуту Тэлби стоял молча, разглядывая фургон и его обитателей.

– Через полчаса у меня пресс-конференция, – проговорил наконец он. – И что я скажу телевизионщикам и газетчикам?

– Предложите им не лезть не в свое дело! – отозвался Хитченс.

– Ладно, – сказал Тэлби. – С меня хватит. Пойдем.

Женщины в светлых куртках ушли дальше. Какое-то время слышалась их болтовня. Но когда они достигли камня, где стояла членоферма, наступила полная тишина.

В штабе на Уэст-стрит реконструкция добралась уже до буфета. Его умудрились сделать одновременно меньше и неудобней. Может, специально, чтобы новые торговые автоматы казались значительным усовершенствованием.

Но эдендейлскому отделению повезло. У их соседей из бэйкуэллского отделения буфета теперь не было вообще: каждый день во время ланча у подъезда появлялся представитель передвижной торговли сандвичами. Кроме того, на углу у каждого офиса можно было выпить чашку чаю или кружку «Нескафе» и съесть пачку шоколадного печенья. Но «буфетной культуры» быть не могло, поскольку не было самого буфета. Проблема разрешилась сама собой.

Бен Купер с чашкой кофе подошел к столу, где уже сидели, оживленно болтая, несколько человек из его смены. Разговор тут же заставил его почувствовать себя неловко.

– Она самая настоящая сука, – говорил Тодд Уининк.

Напротив Уининка сидела Тони Гарднер, детектив из другой смены. Она прежде служила в патрульной полиции и по привычке все еще стягивала свои прямые светлые волосы в хвостик. Она кивнула:

– Да, с ней тяжело иметь дело.

– Вы о ком? – поинтересовался Купер, хотя и так уже догадался.

– Об этой Диане Фрай, – ответил Уининк.

– Противная корова, вот она кто, – добавила Гарднер.

Купер занял свободный стул, сосредоточив все свое внимание на том, чтобы не разлить кофе, поэтому ему не пришлось ни с кем встретиться взглядом.

– Просто слишком старается, – сказал он. – Скоро угомонится.

Уининк печально покачал головой:

– Не понимаю, откуда у тебя столько терпения. На твоем месте я вел бы себя совсем по-другому.

Глядя на полицейских за столом, Куперу очень хотелось рассказать им тайну Дианы Фрай, которую она однажды поведала ему, не вдаваясь в подробности, – ужасную историю ее семьи и пристрастившейся к героину сестры, которой она не видела с шестнадцати лет. Но он понимал, что ни с кем не вправе делиться этой тайной.

– Я бы сказала, куда ей засунуть свои нашивки, – сказала Гарднер, улыбаясь Тодду Уининку, словно желая показать, что согласна с ним.

Купер догадывался, что тут есть и нечто большее: для некоторых женщин Тодд обладал немалой привлекательностью, что Бену никогда не было до конца понятно. Предполагалось, что весь секрет заключался в откровенной мужественности, в сексуальном напоре, скрывавшемся за его мрачноватой ухмылкой, и в его манере двигаться. Правда, это не то, чего женщины ищут в мужчине, – как говорили они сами. По крайней мере, как говорили Бену Куперу.