Пикассо. Иностранец. Жизнь во Франции, 1900–1973 - Анни Коэн-Солаль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начиная с осени 1906 года Пикассо не переставал изучать все новое вокруг себя и тут же применял это новое в своем творчестве. Его вдохновляли свободные и чувственные работы Гогена, которые он увидел во время ретроспективы художника на Осеннем салоне 1906 года. Особенно он отметил картину «Две обнаженные» (Two Nudes). Он любовался дохристианскими иберийскими скульптурами, выставленными в Лувре в Отделе восточных древностей, в зале № 7. А в Этнографическом музее Трокадеро подолгу рассматривал африканские скульптуры нкиси из племени йомбе в Конго. Он все дальше продвигался в своем исследовании благодатных источников вдохновения, выискивая предметы, обладавшие магической силой, обереги с грубо вылепленными головами, асимметричными глазами, выступающими подбородками и угловатыми искаженными лицами. Он стремился раздвигать границы собственного мира и не боялся разрушать привитые с юности академические вкусы.
По возвращении из Госоля, сразу после завершения «Портрета Гертруды Стайн», он замахнулся на невероятно масштабный проект. Масштабный не только по величине холста – два с половиной метра в высоту и три метра в ширину – но и по количеству набросков, подготовительных рисунков и этюдов. Работа над картиной продолжалась почти год, и все это время он жил очень напряженной жизнью, наполненной встречами с самыми разными художниками и писателями, переживаниями и ночными галлюцинациями.
Эта картина, начатая в 1906 году и законченная в июле 1907 года, оставалась в различных мастерских Пикассо вплоть до 1917 года. Посмотреть ее могли только его друзья и посетители мастерской, причем она всегда и у всех вызывала бурную и неоднозначную реакцию. Гертруда Стайн увидела в этом произведении «что-то болезненное и прекрасное, что-то доминирующее и заключенное в тюрьму»{269}. Вильгельм Уде обнаружил в этой картине влияние египетского и ассирийского искусства. А Матисс и Лео Стайн иронично называли ее «четвертым измерением»{270}. Многие не приняли это скандальное полотно, и практически все были шокированы. Некоторые из ближайших друзей Пикассо посчитали его сумасшедшим. Тот же Жорж Брак высказался об этой работе весьма категорично: «Ты пишешь картины, будто хочешь заставить нас съесть паклю или выпить керосин». Но именно эта картина стала первым шагом к кубизму и считается отправной точкой современного искусства. Пикассо удалось объединить в ней в высшей степени и академические, и иконоборческие влияния, смешать классику, современность и античность, создать диалог между Европой и Африкой. Сначала художник назвал ее «Философский бордель», но Андре Сальмон в своей книге «История кубизма» скорректировал название, и теперь это полотно всем известно как «Авиньонские девицы».
Через несколько недель после знакомства с этой картиной Брак решил отказаться от пейзажной живописи и фовистов и создал свое собственное впечатляющее большое произведение «Обнаженная натура» (Big Nude), которое многие расценили как ответ на «Авиньонских девиц» Пикассо. Несмотря на то, что Брак все еще находился под влиянием Сезанна, он явно привнес в свою работу элементы, заимствованные у Пикассо, особенно в многообразии точек зрения и отсылках к африканскому искусству. В своих мемуарах Фернанда Оливье прокомментировала эту картину следующими словами: «Через некоторое время после того, как Брак просмотрел “Авиньонских девиц”, сказав про них, что такое можно создать только “съев паклю”, сам он выставил в Салоне независимых собственную большую кубистическую работу. По-видимому, он писал ее втайне и не показывал даже своему вдохновителю Пикассо, который рассказал о том, что начал работать в новом направлении, лишь нескольким близким друзьям, и потому был немного расстроен…»{271}
Но именно так Брак отдал дань уважения творчеству испанца. А Пикассо в свою очередь высоко оценил пейзажи Брака{272}, которые отклонило жюри Осеннего салона, но которые, однако, Канвейлер выбрал для показа в собственной галерее.
Девятого ноября 1908 года начинающий арт-дилер развесил отвергнутые работы Брака на улице Виньон, 28, противопоставив таким образом свою галерею узколобому жюри Осеннего салона. Французский художественный критик Луи Воксель[83] написал о той выставке Канвейлера саркастическую статью в газете Gil Blas. Он высмеял демонстрируемые на ней картины цитатой Матисса, который назвал новое направление игрой в «маленькие кубики». Но действительно ли эта выставка в галерее Канвейлера была первой выставкой кубистов? В любом случае то событие положило начало плодотворным отношениям Брака и Пикассо. Тогда оба художника скрепили свой творческий тандем не только крепкой дружбой, но и соперничеством, взаимным наставничеством и обучением друг друга, привнося в живопись каждый свое{273}.
Зарождение их совместного нового стиля началось с нескольких впечатляющих «тем и вариаций в духе Сезанна». Кто первый, Пикассо или Брак, инициировал эту разработку с удивительно похожими, почти взаимозаменяемыми пейзажами и натюрмортами, созданными летом 1908 года, когда оба художника находились на большом расстоянии друг от друга? У Пикассо это были пейзажи Ла-Рю-де-Буа, а у Брака – картины «Дома в Эстаке» (Houses at l’Estaque) и «Виадук в Эстаке» (The Viaduct at L’Estaque). Натюрморты «Поднос с фруктами» (Fruit Tray) у Пикассо и «Блюдо с фруктами и стакан»