Контракт Паганини - Ларс Кеплер

Произведенный Службой безопасности обыск показал: Бригада была вооружена так себе. Полицейские изъяли старый пистолет марки «кольт», мелкокалиберную винтовку, дробовик с гнутым дулом, коробку патронов, четыре ножа и два сюрикена.

* * *

Проезжая по набережной Сёдер Меларстранд, Йона набрал номер шефа уголовной полиции. Карлос ответил после двух гудков, ручкой ткнув кнопку громкой связи:

— Ну, как в Полицейской школе?

— Я не в школе.

— Знаю, потому что…

— Пенелопа Фернандес жива, — перебил Йона. — Ее преследуют, она спасается бегством.

— Откуда такие сведения?

— Она оставила сообщение у матери на автоответчике.

В трубке стало тихо, потом Карлос глубоко вздохнул:

— Но если мы найдем фотографию, то все наверняка закончится. Потому что… если мы, полицейские, увидим фотографию, то тайну сохранить не удастся, так что смысла убивать дальше уже не будет.

— Надеюсь, что все так просто.

— Йона, я… я не могу забрать расследование у Петтера, но предлагаю…

— Чтобы я поехал в Полицейскую школу и прочитал лекцию.

— Это я и хотел услышать, — рассмеялся Карлос.

Направляясь назад, на Кунгсхольмен, Йона слушал автоответчик на мобильном телефоне. Там оказалось несколько сообщений от Эрикссона. Сначала эксперт сообщал, что преспокойно может работать из больницы; тридцать минут спустя требовал, чтобы его снова включили в рабочую группу, а еще через двадцать семь вопил, что от безделья вот-вот сойдет с ума. Комиссар перезвонил ему. После двух гудков утомленный голос Эрикссона буркнул:

— Квак.

— Я опоздал? — спросил Йона. — Ты уже сошел с ума?

Эрикссон в ответ только икнул.

— Не знаю, насколько ты вменяем, — начал комиссар, — но нам надо спешить. Вчера утром Пенелопа Фернандес оставила сообщение на автоответчике матери.

— Вчера? — живо повторил Эрикссон.

— Она сказала, что за ней гонятся.

— Ты сейчас ко мне в больницу? — спросил Эрикссон.

Йона услышал, как эксперт вопросительно сопит в трубку, и рассказал, что в ночь на пятницу Пенелопа и Бьёрн спали каждый у себя. В шесть сорок Пенелопа села в такси и уехала в телецентр, где должна была принимать участие в дебатах. Всего через несколько минут после того, как такси выехало с Санкт-Паульсгатан, в квартиру явился Бьёрн. Йона поведал Эрикссону об отпечатке на стеклянной двери, о кусочках липкой ленты и оторванном уголке. Бьёрн где-то выжидал, пока Пенелопа не покинет квартиру. Он хотел как можно быстрее забрать фотографию без ведома хозяйки.

— И я считаю, что на нас с тобой напал ликвидатор. Он искал фотографию, когда мы ему помешали, — добавил Йона.

— Может быть, — почти прошептал Эрикссон.

— У него не было цели убить нас. Он просто хотел убраться из квартиры.

— Иначе мы бы с тобой уже были покойниками, — заметил Эрикссон.

В телефоне что-то затрещало, и Эрикссон попросил кого-то оставить его в покое. Комиссар услышал, как женский голос твердит, что пора делать лечебную гимнастику, а Эрикссон в ответ шипит, что у него личный разговор.

— Сейчас мы знаем только, что ликвидатор не нашел фотографию, — продолжил Йона. — Если бы он нашел фотографию на яхте, то не стал бы обыскивать квартиру Пенелопы.

— А у Пенелопы ее не было, потому что ее забрал Бьёрн.

— Думаю, попытка взорвать и сжечь квартиру говорит о том, что ликвидатор не хотел забирать фотографию. Он хотел ее уничтожить.

— А почему фотография висела у Фернандес на двери гостиной, если она так уж важна? — спросил Эрикссон.

— Причин может быть несколько. Самая правдоподобная — это что Бьёрн с Пенелопой сделали снимок, который что-то доказывал, но при этом сами не поняли, насколько все серьезно.

— Точно! — энергично подтвердил Эрикссон.

— Для них эта фотография — то, что следует хранить, но не то, за что можно убить.

— Но Бьёрн, возможно, изменил свое мнение.

— Вероятно, он что-то узнал. Может быть, понял, что фотография опасна, потому и забрал ее, — рассуждал комиссар. — Очень многого мы не знаем; единственный способ получить все ответы — это добросовестная полицейская работа.

— Точно! — почти завопил Эрикссон.

— Ты можешь собрать все телефонные звонки за последнюю неделю? Все эсэмэски, выписки со счетов и прочее? Квитанции, автобусные билеты, собрания, мероприятия, рабочее время…

— Да-а, черт меня возьми!

— Хотя нет. Забудь о моей просьбе.

— Забыть? Это еще почему?

— А как же лечебная гимнастика? — хихикнул Йона. — Тебе же пора делать лечебную гимнастику.

— Издеваешься? — В голосе Эрикссона звучало еле сдерживаемое возмущение. — Лечебная гимнастика! В безработные меня записываешь?

— И вообще, тебе надо отдохнуть, — дразнил его Йона. — Есть другой эксперт, он тоже…

— У меня тут мозги плавятся!

— Ты всего шесть часов как на больничном.

— И уже на стенку лезу, — пожаловался Эрикссон.

Йона ехал на восток, к району Густавсберг. Белая собака, неподвижно сидевшая на обочине, коротко глянула на автомобиль. Йона подумал, что можно позвонить Дисе, но вместо этого набрал номер Аньи.

— Мне нужен адрес Клаудии Фернандес.

— Мариагатан, номер пять, — немедленно ответила Анья. — Недалеко от старой фарфоровой фабрики.

— Спасибо.

Однако Анья не отсоединилась.

— Я жду, — игриво сказала она.

— Чего ты ждешь?

— Скажи, что мы поплывем на «Силья Галакси» в Обу и снимем на берегу домик с баней.

— Звучит заманчиво, — осторожно отозвался комиссар.

Стоял серый летний день, пасмурный и душный. Йона припарковался возле дома Клаудии Фернандес. Выйдя из машины, комиссар учуял горьковатый запах самшита, смородиновых кустов и с минуту постоял неподвижно, захваченный воспоминаниями. Их туман развеялся, когда он позвонил в дверь; на деревянной табличке буквами, выжженными как будто детской рукой, значилось «Фернандес».

Звонок мелодично запел в глубине дома. Комиссар подождал. Вскоре послышались медленные шаги.

У Клаудии было озабоченное лицо. Увидев Йону, она отступила в прихожую. Пальто упало с крючка.

— Нет, — прошептала Клаудия. — Не Пенни…

— У меня нет плохих новостей, — торопливо сказал комиссар.

Клаудия не выдержала и села на пол, среди туфель и свисающей с крючков одежды, дыша, как испуганное животное.