Черный крест - Алексей Тарасенко

— Ага! И ты снова кого-нибудь взорвешь вместе с объектом, — начальник-командир сканирует меня своим насмешливым взглядом добрых голубых очей. Видимо, читал мое личное дело. А ведь эти ребята мне обещали, чуть ли не клялись, что все мои «грешки» прошлого в мое личное дело не войдут.

Туг мне почему-то очень сильно захотелось принять действенное участие в судьбе нашего КГБ, к примеру, самому и без чужой помощи окончательно закрыть проект «Черный крест». Вы обо мне еще вспомните. Да и вообще я думаю так, что уж лучше бы я тут всех взорвал вместе с этим несчастным бункером, при этом положив нашу цель, чем вот он так просто сейчас разгуливает где-то рядом, моргая во все стороны своими погаными красными зенками!

14. Исследование бункера занимает у нас слишком много времени. И вот Князев приказывает всем готовиться к ночевке здесь, на месте. Одновременно он связывается с Рекудановым и сообщает ему, что сегодня мы в замок не вернемся. Разбив свой лагерь вне бункера — на поверхности, — поставив несколько многоместных спальных палаток, разжегши большой костер, мы получаем время для своего «вольно».

Я же иду в лес отлить. Пока отливаю — моя моча, почему-то издает резкий, мерзкий запах некой гнилости, — ко мне подбегает запыхавшийся веселый Глушенков и спрашивает, как это я сегодня обоссался, когда спутал вампира с Февралевым.

— Вот я, — продолжает он, — столько видел в жизни этих гаденышей, столько их шлепнул, но ни разу, ни разу при этом и чуть-чуть не струхнул.

Я зеваю, мне хочется спать. И мне скучно. Мне даже кажется, что я на ходу засыпаю. Назад к лагерю идем вместе с Глушенковым, но я в состоянии полудремы.

15. Я всегда предупреждал Князева об опасности того дела, которое мы делаем. Но полковник не слушает лейтенанта.

Утром у нас первые потери. Куда-то пропал Глушенков. Спрашиваю старичков, был ли вечером дождь и где я уснул — я весь мокрый, как будто бы меня в стиральной машине стирали. Да, ночью был дождь, но не сильный, а я уснул у костра. Ничего себе не сильный дождик! Я промок просто до нитки!

Ко мне подходит Масленников и просит прощения за то, что так и не успел мне «сварганить» специального бронекостюма.

— Ну ты, если что, держись ко мне поближе. Я тебя защищу. Глушенков, — продолжает Масленников, — вечером, когда уже было темно, побежал, как мы заметили, в сторону леса вприпрыжку и в хорошем настроении. Потом вернулся ты. Один. Потом подошли еще наши. И больше мы Глушенкова не видели.

— Надо поискать, — говорю, — в темном лесу.

16. Затем включается, но молчит рация Глушенкова. Мы ее пеленгуем и идем по направлению к сигналу.

В темный лес, все вместе, всей кучей. Начеку. Вот это правильно.

Глушенкова (то есть то, что от него осталось) находим лежащим под деревом. Судя по следам крови, по ошметкам плоти, его тело некоторое время висело на толстой ветке дерева, а после рухнуло на землю. Тогда-то, видимо, и отжалась кнопка его индивидуальной рации. Рядом с окровавленным телом — вырван кусок мяса из горла, обглоданы кисти рук, вырваны куски мяса из задницы — валяется кожаная маска лица, содранная с головы. Я ощущаю запах его крови, уже немного «устоявшийся». И мне почему-то он нравится.

Князев приказывает Зайцевскому срочно «химически» кремировать тело Глушенкова и поместить останки праха в специальный серебряный контейнер, а после вне всякого здравого смысла приказывает всем окопаться в бункере. Здесь теперь будет наша база. Он, по всей видимости, сейчас преисполнился решимости отомстить «зверю», как теперь меж собой мы называем нашего упыреныша.

А я насмешничаю над Масленниковым — что, дескать, Глушенкову не помогла его сбруя. А еще вспоминаю, как видел в институте, в нашем отделе, особую комнату любовно оборудованную старичками, где висело огромное количество портретов в квадратных черных рамках. Люди, которые работали над проектом «ЧК» и умерли, проект осуществляя. Только вот — как? Их жрали вампиры? Терзали на части и рвали плоть их, еще живых? Я сплевываю в сторону.

Пол дня у нас уходит на то, чтобы оборудовать более-менее сносное помещение себе для жилья в бункере. Я подметаю пол, выметаю все эти останки людей, гильзы и прочее. Выношу мусор из избы и сваливаю в кучу Лежащие навалом человеческие черепа мне нравятся. Я черствею. Раньше бы я от всего этого зрелища блевал бы. Теперь — нет. Вечером же наблюдаю за тем, как Князев, сидя у костра, достает из своего огромного рюкзака чистенький такой, маленький гражданский саквояжик и задумчиво так на него, почти любовно смотрит, поглаживая коричневую натуральную кожу его боков.

— Что там у вас?

— Да так. Вещица, что называется, на всякий случай.

17. Ночуем в бункере, но пользы от этого никакой. Словно заколдованные, все засыпают. Мне снится, будто я говорю кому-то полусонному, что я нашел разгадку и покажу ему, в чем тут дело. Он соглашается идти со мной.

Утром обнаруживаем новые потери. Тушу Февралева, головой опущенную в унитаз партизанского высокохлорированного химического туалета — отмыв его, наблюдаем, как аккуратненько кто-то отгрыз его пухленькие щечки; и тело Гуськова — без головы, без кистей рук и без ступней ног.

Масленников говорит, что это странно: обычно, начав охотиться за группой людей, вампир жрет за ночь лишь одного человека — видимо, получая калории, достаточные для столь раннего завтрака, — и так на целые сутки до захода солнца. Пожимаю плечами.

Еще Масленников говорит, что наш зверь «работает» один в двух разных «технологиях» обработки человеческих тел. Это тоже странно.

Снова пожимаю плечами, а Князев на меня кричит:

— Тарасенко! — он намеренно ставит ударение не на том слоге, что надо, получается не по-московски, а по-украински. — Вы что, ранены? Почему у вас вся рожа в крови?

— У меня сильное кровотечение из десен. И вы это знаете.

— Так утритесь! Умойтесь и впредь старайтесь следить за своим внешним видом. Что ты, что ты! Сам весь в грязи, а туда же! Десны зудят все сильнее. Иногда мне даже хочется палочку погрызть. Кровь из десен сочится уже не так, как раньше, будто водой разбавленная, но такими комками и сгустками, и все это пахнет болотной гнилью. Полощу рот Протираю глаза лекарствами. Пинцетом шарю в носу Не снимаю без надобности темных очков. Меряю себе температуру — 40°. Пульс — 15 ударов в минуту. Но при этом чувствую себя сносно и даже во всем этом ловлю некий кайф. Да… что-то в этом есть.

18. Князев, видимо, не выдерживает и приказывает всем собраться.

— Мы возвращаемся в замок, — говорит он, — пойдем колонной, расстояние между впередиидущим и идущим за ним — 3–5 метров, смотреть друг за другом и не упускать ни на секунду из виду — это очень важно. В случае же чего, быстро, сами знаете, как, занимаем круговую оборону.

Наконец-то я не в авангарде и не в арьергарде — я в середине. Впереди сам Князев, позади наш великолепный Масленников. Все спешат, и мы собираемся быстро. Тем более что всех подгоняют низкие, темные тучи, идущие на нас с севера. Кажется, что еще немного — и здесь будет темно, как ночью, и, возможно, будет гроза.