Правнук брандмейстера Серафима - Сергей Страхов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Результатом кропотливой работы следователя стало то, что картонная папка с надписью «Дело» распухла от показаний свидетелей. Второй разряд по боксу пошел в отягчающие обстоятельства. Танюшкину светил год дисбата, а в случае смерти Веселого и вовсе тюрьма за непреднамеренное убийство.
Так бы и ухнула Славина судьба под откос, но ряд не зависящих от него обстоятельств нарушил наполеоновские планы следователя. Во-первых, наконец очнулся и пошел на поправку Веселый, а во-вторых, и это стало решающим фактором, выяснилось, что командир их части как раз в это время собрался выйти в отставку. Не удивительно, что случившееся во вверенном ему подразделении происшествие и ненужная огласка полковника совершенно не радовали.
Старый воин задействовал свои связи, и дело спустили на тормозах. Через пятнадцать суток рядовой Танюшкин вернулся в часть и, выражаясь языком штабного писаря, приступил к дальнейшему несению службы. И самое главное, в казарме его ждало еще одно письмо от сестры. В нем говорилось, что Димку наконец отправили в отпуск, и брат, слава богу, жив и здоров.
Через несколько лет Слава случайно узнал, что в тот раз группа разведчиков под командованием брата попала в горах в засаду и несколько дней уходила от боевиков, путая и сбивая погоню со следа.
Сержант Лобанов, приехавший забирать Славу с губы, только недоуменно пожал широкими покатыми плечами. Помятый и растерянный Танюшкин ничем не напоминал злобного монстра, отправившего в госпиталь троих не самых слабых парней из его отделения.
– Ну пошли, герой! – буркнул он Славе, и тот заморгал от удивления.
Как говорится, дежа вю.
Веселый в часть так и не вернулся, остался дослуживать при госпитале. Двое других после возвращения смотрели косо, но и только.
После выхода с губы Слава ни разу не дрался. Бывали моменты в увольнении, когда не слышавшие о его истории солдаты из соседних частей лезли на рожон, и требовалось немалое терпение, чтобы не пустить в ход кулаки. Но случая с Веселым Танюшкину хватило за глаза.
И когда Слава вернулся домой, никакие уговоры брата не могли заставить его снова появиться в боксерском зале Михалыча. Бокс он и раньше не слишком любил, но теперь завязал с ним окончательно. Твердо решил – больше никаких драк.
Глава 4
Человек огня
Когда Танюшкина спрашивали, почему он пошел в пожарные, тот ссылался на гены – дед и прадед служили в городской пожарной команде. Звучало красиво – династия Танюшкиных. Отец, правда, нарушил традицию, стал инженером.
Нельзя сказать, что сам Слава с детского сада мечтал, как будет мчаться по городу на красной машине c лестницей. Звуки воющей сирены его тогда пугали, сердце начинало колотиться, будто пойманный и зажатый в кулаке жук. Как все мальчишки во дворе, маленький Танюшкин собирался в космонавты или, на крайний случай, в летчики-испытатели.
Ни деда, ни тем более прадеда он не застал. Став постарше, Слава любил перед сном разглядывать фотографии в бабушкином альбоме, вдыхая неистребимо крепкий горьковатый запах старой бумаги.
Фотография прадеда, рыжая, со сбитыми уголками, была наклеена на толстый картон с медальным тиснением. Брандмейстер Серафим Иваныч Танюшкин, молодой, но не по возрасту степенный, уже усатый, в начищенной медной каске, снялся на фоне пожарного депо рядом с упряжкой рослых вороных першеронов. Позднее Слава узнал, что на касках тогда выбивали герб Императорского Российского пожарного общества и надпись: «Богу хвала, ближнему защита».
Деду, Ивану Серафимовичу, каска досталась уже советская, латунная, с лаконичным лозунгом: «Всегда готов». Дедовских снимков сохранилось больше. Иван Серафимович уже ездил не на лошадях, а за рулем длинного поджарого ЗИСа. На довоенных фотографиях был он юн, безус, а крепкой фигурой и улыбкой удивительно походил на Танюшкина, каким тот стал классу к девятому.
Было это как-то связано или нет, но примерно в это же время Слава стал замечать за собой некоторые странности.
Он никогда не курил, но часто добровольно, по глупости, мерз заодно с пацанами на пятачке за школой, продуваемом ветром как аэродинамическая труба. Все его бывшие обидчики – старшеклассники – давно отбыли во взрослую жизнь, поэтому в веселой и хулиганистой компании школьных курильщиков Танюшкин слыл за своего.
Это случилось в особенно сырой и ветреный день.
– Вот же ветрила, блин! – выругался Витек из боксерской секции и окинул взглядом пустую площадку. – И прикурить не у кого!
Он в третий раз чиркнул спичкой, но слабенький огонек тут же потух.
– Хорош спички портить! – у Витька забрали коробок, но это не помогло.
– Может, к стене отойти, там ветра меньше? – предложил кто-то из новичков, горбясь и пытаясь втянуть озябшие кулаки в рукава пиджака.
– Зауч засечет! У него окна на ту сторону! – хрипло и вразнобой ответили несколько голосов.
Все это время Слава стоял, забыв о холоде, прислушиваясь к незнакомым ощущениям. Ему вдруг почудилось, что время замедлилось и вокруг стало так тихо, что он слышит жалобный писк крохотного пламени и обиженное шипение потухшей спички, которая падает на мокрый асфальт, больно ударяясь в воздухе о капли моросящего дождя.
Подумалось, что погибший огонек потянулся к нему, словно прося о помощи, а он не услышал. Танюшкин зажмурился и сквозь веки увидел маленький светящийся квадрат – спичечный коробок. Открыл глаза, моргнул, покрутил головой. Коробок в руках Витька выглядел вполне обычно. Видно, померещилось. И все-таки…
– А давайте я! – предложил некурящий Танюшкин и протянул руку.
– На, Герой, пробуй! – Витек безо всякой надежды сунул ему спички.
Стоило дотронуться до коробка, как спичка в руках Танюшкина вспыхнула. Она горела ярким сильным пламенем, и ее огненные крылья трепетали, будто у маленькой рыжей бабочки. Слава, словно живую, прикрыл ее от ветра ладонью и, покосившись на оторопевших парней, недовольно спросил:
– Ну, что встали? Сгорит же!
Это был первый случай.
Потом они с классом пошли в поход. Пока ехали на электричке, светило солнце. Не успели углубиться в лес, как зарядил противный мелкий дождик, а небо налилось фиолетовым баклажаном. Через пару часов баклажан лопнул и обрушился на лес косым ливнем. Футболки и штаны у всех промокли насквозь, в кроссовках хлюпала вода.
Девчонки заныли, и недовольный физрук скомандовал привал. Он наломал веток посуше и попытался разжечь костер. Ничего не вышло. Дрова дымили, но гореть не хотели. Тут же нашлись желающие занять его место, но огонь добыть не удалось.
Когда все попытки закончились ничем, Слава, подчиняясь неясному порыву, попросил у кого-то из ребят коробок. Склонился над кучкой мокрых веток, чиркнул спичкой – и та, словно только этого и ждала, радостно вспыхнула.
Еще миг, и посреди мокрой поляны закружилась в воздухе