Много шума вокруг волшебства - Патриция Райс

Денег на гостиницу у нее не было, и в любую минуту мог появиться Гарри. Синда понимала, что должна его дождаться, но чувствовала, что вина за обрушившуюся на Трева несправедливость целиком лежит на ней. Она только попросит разрешение увидеть Тревельяна, чтобы сказать ему, что у него есть друзья.

Приняв это решение, девушка облегченно вздохнула, натянула поглубже на голову капюшон и поднялась на крыльцо. Постучать или просто войти? Молотка у двери не было. Глубоко вздохнув и едва не задохнувшись от вони в сточной канаве, Синда повернула ручку двери.

Внутри запах был не лучше. В полумраке дешевые сальные свечи шипели и брызгали искрами, добавляя свой смрад в пропахший кислым потом и табаком воздух, в котором преобладало исходившее из туалета зловоние. За шатким столом сидел толстый лысый человек и жадно запихивал в рот огромные куски пирога с мясом.

Люсинда подавила приступ рвоты, увидев, что он поднял голову и вопросительно на нее уставился. Реальная жизнь составляла жуткий контраст с тем уютным и надежным миром, которым окружала ее семья.

– Мне сказали, что сюда привезли сэра Тревельяна. Могу я его увидеть?

Мужчина рыгнул, отхлебнул из кружки, чтобы запить пирог, и только тогда спросил:

– А кто вы такая?

Да, это непростой вопрос. Следует ли ей назваться своим настоящим именем – леди Люсиндой Пембрук, дочерью герцога, автором портрета, на основании которого Тревельяна обвиняют в убийстве? Тюремщик наверняка только расхохочется и позовет своих приятелей, чтобы и они повеселились. В своем скромном платье и стеганых юбках она не похожа на дочь герцога. Да и Тревельян может убить ее голыми руками, если узнает об этом.

Впрочем, может, именно сейчас, когда он находится за решеткой, будет легче сказать ему об этом. Со временем он успокоится и решит, как распорядиться этими сведениями. Сложив руки на животе, она постаралась говорить увереннее.

– Я Люси Джонс, подруга виконтессы Рочестер, которая послала меня узнать, как он себя чувствует. – Синда позволила себе сделать легкий намек на принадлежность к аристократии, чтобы произвести на дежурного некоторое впечатление.

Мужчина за столом снова фыркнул. Господи, до чего же он похож на свинью, с омерзением подумала Синда, нужно только сделать более плоским его нос картошкой и пририсовать копытца.

– Можете отнести ему его ужин. Он швырнул им в человека, который его принес. Не стал бы беспокоить его еще раз, но это стоящее зрелище. Здесь впервые заявляют о своих правах на графство. – Он с трудом отодвинул стул и поднялся. – Красивых подносов у нас не водится, так что захватите остатки пирога и кружку с элем. – Кивком он указал на щербатую кружку и сверток из коричневой бумаги. – Я провожу вас.

Поняв, что этот достойный страж сожрал бы ужин Трева, если бы она не пришла, Синда крепко стиснула зубы, чтобы они не выбивали дробь, забрала жирный сверток и тяжелую кружку и пошла за тюремщиком по темному коридору, освещенному несколькими мигающими лампами. Ей следовало взять с собой Мика. Вокруг не было видно ни солдат, ни одного приличного человека.

Но она сможет сделать то, на что способны другие женщины. Если уж решила жить самостоятельно, то нечего ссылаться на имя своего отца: за независимость нужно платить.

Они прошли мимо нескольких дверей с маленькими зарешеченными окошками, но из-за них не слышалось никаких звуков. Вероятно, в брайтонской тюрьме не много заключенных.

– Эй, вы! К вам пришла леди! – постучав в одну из дверей, крикнул тюремщик. – Приведите себя в приличный вид.

Сжимая в руке сверток с пирогом, так что жир потек по ее запястью, Синда ждала, пока тюремщик отопрет дверь. Тревельян не должен был попасть в эту вонючую дыру. Ему следовало стоять на палубе корабля под солнечным светом, с волосами, которые развеваются от ветра, каким она изобразила его на портрете.

Дверь открылась, но внутри было так темно, что она ничего не видела.

– Тревельян? – неуверенно позвала Синда.

– Это вы! – Из мрака появилась рука, схватила ее за кисть и втащила в камеру. Кружка упала, разбилась и обрызгала ее юбки элем.

Синда молчала, когда он толкнул ее к стене. При слабом свете, который падал от лампы в коридоре, она различала только силуэт мощной фигуры Тревельяна. Он занес кулак и так стремительно нанес удар неуклюже топтавшемуся рядом тюремщику, что она даже не успела связать это движение со стоном последнего. Только когда его обмякшее толстое тело сползло на пол, она осознала смысл происшедшего.

– Вы пришли поиздеваться надо мной в тюремной камере? – зарычал Тревельян, снова хватая ее за руку и толкая к открытой двери. – Вы считали меня прирученной собачкой, которая бежит на ваш зов, чтобы вы могли держать меня на длинном поводке? – Затащив тюремщика в камеру, он захлопнул дверь и повернул ключ.

Не выпуская ее руки, Трев быстро двинулся по коридору, так что Синде приходилось семенить за ним, путаясь в юбках. Перед входной дверью он остановился и, приоткрыв ее, осторожно выглянул на улицу. Очевидно, то, что он увидел, его удовлетворило, и он вытащил Синду наружу.

– Благослови тебя Господь, Мик! – крикнул он, подбегая к карете. – Гони на запад, скорее! Я скажу, когда остановиться.

Казалось, Мик нисколько не удивился, увидев хозяина на свободе. Он проворно забрался на свое сиденье, пока Тревельян подсадил Синду и сам вскочил в экипаж.

Раскачиваясь из стороны в сторону и подскакивая на ухабах, карета неслась вперед, и Синда только теперь вспомнила, что так и держит пирог в руке.

– Вы пришли, чтобы позлорадствовать, или для того, чтобы удостовериться, что достигли своей цели, прежде чем доложить об этом моему деду? – мрачно спросил Рочестер. До крайности взбешенный, Трев выхватил пакет из рук Люси… нет, из рук леди Люсинды. От него пахло луком и жиром, но Тревельян был слишком голоден, чтобы обращать на это внимание. В ярости расхаживая по своей камере, он покрыл расстояние не меньше пятидесяти миль, проклиная свою судьбу и подлую предательницу. И теперь, вонзив зубы в смятый пирог, он откусил от него кусок с таким наслаждением, с которым голодная собака хватает кость. Ему нужно было занять чем-нибудь свои руки, иначе он задушил бы эту женщину.

Синда хранила молчание, и он всмотрелся в ее лицо. Она аккуратно вытирала руки кружевным носовым платочком. Кружева! Могут ли скромные художницы позволить себе такую роскошь? И почему он раньше не обратил на это внимания?

Как законченный дурак, он попался на первое же хорошенькое личико. Эта мысль заставила Трева еще больше помрачнеть.

– Так и будете сидеть, изображая из себя святую невинность? – спросил он, нарочно вытирая рот тыльной стороной ладони, как это сделал бы грубый моряк, каким он и был. – Вы считали, что я настолько тупой, что без всяких вопросов попадусь на ваше обаяние? Признавайтесь, что вы сделали с Лоренсом?

«Ага, – с удовлетворением отметил он, – сразу встрепенулась!»