Змеи в ее голове - Пьер Леметр

А Бюиссон расчетлив и предусмотрителен, он редко ошибается.

Заметив первый дорожный указатель «Бри-Конт-Робер», он наконец выключает радио, но вместо того, чтобы продолжать путь до Мелёна, сворачивает направо и долго катит по заляпанной белыми пятнами пустынной дороге. Эти струйки цемента избавляют его от необходимости заглядывать в карту: он уверен, что едет правильно.

И не ошибается. Через восемь километров он тормозит на заводской парковке, где стоят машины рабочих и служащих — около трех десятков. Он внимательно осматривает зарешеченные железные ворота, дающие доступ к установкам. Это примитивная система промышленных висячих замков — не составит труда их вскрыть, а после использования аккуратно запереть. Затем его взгляд блуждает по большим асфальтовым и бетонным бункерам. Тело придется взвалить на плечо, чтобы затем сбросить в резервуар, но подобных трудностей Бюиссон не боится — и не такое носил. Он определяет расположение прожекторов, которые ночью обшаривают всю зону целиком. Два коротких расстояния придется пробежать на свету, а в остальном ему, похоже, не придется встретить слишком много препятствий — во всяком случае, ничего непреодолимого.

После этого он снова держит путь на Мелён.

Начиная с этого момента — полная тишина, он сосредоточен на дороге и на своем задании.

* * *

Делать нечего, выбора нет. Этот вход виделся Матильде единственной возможностью перехватить инспектора. Так что назавтра в девятнадцать часов она припарковалась поблизости и принялась ждать, когда сумерки будут благоприятствовать ее размещению на позиции. Она нервно крутила в кармане браунинг и, чтобы скоротать время, силилась вспомнить задание, для которого он был выдан ей отделом снабжения. Ей не удавалось. Так во всех профессиях: долгий опыт способствует некоторой путанице, успокоила она себя. Она все еще размышляла, когда внезапно появился инспектор. Широким небрежным шагом он беспечно шел по тротуару. Матильду так разъярило, что он пришел раньше времени и нарушил все ее планы, что она едва сдержалась, чтобы не выскочить и не всадить ему в брюхо две пули. Она его ненавидела. Какого черта он возвращается домой в этот час? Только у чиновника может быть такое расписание! Снова промашка! Она молотит кулаком по рулю, делает глубокий вдох.

Может, он снова выйдет? Как знать…

Если он появится и рванет в метро, она останется с носом, но ничего не поделаешь — работа есть работа. Ей, как киноактеру, приходится подолгу ждать.

И все же Матильда решила запастись терпением. Она дала себе час, после чего отправится домой. Куки она укутала одеялом и оставила на террасе — не может быть и речи, чтобы он взял манеру писать на пол в кухне. Это размышление вернуло ее к визиту Анри. Не так уж много ему надо было проверять. Стоило ли ради этого ехать из Тулузы?

Значит, прежде всего он приехал повидать ее.

Кстати, забавно, по правде сказать, — они ведь даже не поговорили о личном, о самом интимном. Обсудили контору, Анри уехал успокоенный, хотя мог бы поинтересоваться, как она живет, спросить, как она себя чувствует, — так нет же, сразу посыпались практические вопросы, требования уточнить… вот ведь несносный характер! Она представила, как элегантно он курит свою сигарету… Сколько у нее добрых воспоминаний о нем, сколько прекрасных картин сохранилось с того времени, когда они виделись почти ежедневно; разумеется, это было очень давно, но это был чудесный период ее жизни. Не только потому, что она была молода, но и потому, что чувствовала себя полезной… И в ее жизни присутствовал Анри. Теперь она упрекает себя, что тогда держала его в ежовых рукавицах. Всякий раз, когда он надеялся на более близкие отношения, она заставляла его держаться на расстоянии — не будет же она, в самом деле, кидаться ему на шею… А выходит, я упустила свой шанс? И даже позавчера… разве не следовало ей воспользоваться его присутствием, чтобы вывести на откровенный разговор? Анри, скажи мне, неужели мы с тобой слишком старые, чтобы подумать о чем-нибудь? Есть ли у тебя более верный друг, чем я? А если Анри ответил бы, что в его жизни есть женщина? Матильда улыбнулась. Нет. Женщины такие вещи чувствуют! Анри одинокий мужчина, даже очень одинокий, и даже отчаянно одинокий, потому-то он и приехал повидать ее, воспользовавшись предлогом, будто ему необходимо узнать подробности ее работы. Такова правда! А в результате не решился. И она тоже. А что было бы, если бы это она приехала к нему? Домой. Матильда всего два раза за тридцать лет нанесла ему визит. Она как сейчас видит его приземистый длинный дом, английский сад — это так на него похоже. Ее терзает желание отправиться туда, чтобы раз и навсегда с ним объясниться…

А вот и он! Инспектор! Как раз вышел из двора! Костюм надел, словно собрался на похороны. Матильда изо всех сил вцепилась в руль. Инспектор направился к метро, но, прежде чем она успела выругаться, остановил проезжавшее мимо такси и уселся! Матильда мгновенно рвет с места, надежда возрождается.

Если он подарит ей возможность, пусть крошечную, она обещает себе не сплоховать.

«Рено-25» садится на хвост такси.

От одного только вида его затылка в заднем окне она ощущает, как ее снова охватывает все та же ярость. Ей кажется, она снова слышит его тягучий голос: «И где вы закопали своего пса?»

Она чувствует, как кровь толчками пульсирует у нее внутри, но это всего лишь рукоятка оружия, которое она положила на колени, под плащ.

* * *

Этого вечера Васильев боялся.

Потому что никогда не знал, в каком состоянии он обнаружит Мсье. К тому же он упрекал себя за то, что недостаточно отчетливо дал понять Теви, что ценит ее работу и понимает, какие трудности она на себя взвалила. Наверняка у нее бывают очень тяжелые моменты. Она всегда улыбается, но это только видимость. Нынче вечером он поговорит с ней. На самом деле не так уж и трудно сказать «спасибо»! Кроме того, он боялся этого вечера, потому что они с Теви пребывали в каком-то неопределенном, подвешенном состоянии. Они кое-что сказали друг другу, но ничего — по существу. Возник вопрос о том, чтобы увидеться, но когда? Я чертов болван, это правда… Мне следовало вести себя по-другому, быть напористым… Бог ты мой, он — и напористый… Несмотря на упреки, которыми Васильев себя осыпал, вел он себя точно так же, как обычно. Надо было бы купить цветы, подумал он.

— Добрый вечер, Рене, вы сегодня рано, ну надо же…

Она, как всегда, улыбалась… Он пробормотал какие-то слова, на которые она уже давно не обращала внимания, и пошел за ней по коридору в гостиную. В спальне Мсье было темно.

— Пусть еще немного поспит, сегодня он показался мне слишком усталым.

Она села на стул возле стола. Такое он видел впервые — она никогда не рассиживается, будто у себя дома. Нет, она сиделка Мсье.

Васильев устроился напротив нее. Она спокойно смотрела на него. Может, пора поговорить?

— Как прошел день? — спросил он.

* * *

Стемнело. Сжав кулаки и зябко кутаясь в плащ, Матильда ждала. Инспектор только что вошел в какое-то здание. Стоя на тротуаре, она внимательно осмотрела фасад и вгляделась в каждое окно. Во многих горел свет, как знать… Она задумалась о том, что могло привести этого жалкого инспектора в такой роскошный квартал. Любовница? Она прыснула. Любовница? У него? В роскошном квартале? Ужин в городе? Она все еще задавала себе вопросы, когда осветилось еще одно окно. Второе слева. Разумеется, никогда не следует исключать фактор случайности, но осветилось еще одно, на том же этаже. Она подождала некоторое время, но больше ничего не произошло — на всем фасаде здания ничто не шелохнулось. Правой рукой сжимая пистолет, Матильда запахнула полы плаща.