Дети Агамемнона. Часть I. Наследие царей - Александр Герасимов

Тем временем микенский царевич заявил:

— Должен сказать, отчасти ты права. Тяга к битвам заставляет биться сердце моего народа. Мне кажется, она уже многие годы бушует внутри, не находя выхода. Но однажды непременно вырвется наружу… Микенские старики с тоской вспоминают о славных боевых временах, когда жизнь была лучше и проще.

— На Крите тоже есть такие люди, — вздохнула Гермиона.

— Это еще одна причина, по которой я не желаю престола. Ведь от меня будут ждать побед, войн, великих свершений… А настоящий Орест не боец, в нем нет честолюбия и жажды власти. Он разделяет твои взгляды на жизнь, царевна. И надеется, что они единственно правильные в этом мире.

Сказав это, микенец вдруг взял ладонь критянки и мягко сжал кончики ее пальцев. Это был бережный, даже невинный жест; Гермиона позволила себе ответное пожатие.

— Рад, что мы теперь друзья. Я буду дорожить этими отношениями.

Дочь Идоменея молча кивнула.

Они посидели так еще немного, наблюдая за вечерним морем. Каждый думал о своем; тишину нарушал лишь шорох волн. Гермиона чувствовала, что ей хорошо и спокойно. Подобное она испытывала еще девочкой, когда приходила к отцу. Идоменей тогда обнимал ее, гладил по голове и позволял дергать свою курчавую бороду. Маленькой Гермионе было очень уютно, она радовалась этой близости с отцом, но с годами успела уже о ней позабыть. И сейчас она вновь столкнулась с давно сокрытыми в душе чувствами. Они были почти такими же… но все же другими.

Царевне захотелось еще чуть-чуть растянуть этот вечер. Забавно… Совсем недавно единственным ее желанием было поскорее выпроводить назойливого микенца, а теперь… Гермиона оценила насмешку судьбы и чему-то про себя улыбнулась. Прошло несколько мгновений, и она перестала думать о подобных вещах. Теперь ее занимало нечто совсем иное.

За их спинами простиралась оливковая роща, полная старых, узловатых деревьев; под ногами был золотистый песок, а впереди раскинулось могучее море. Волны бежали на берег, шипя белой пеной, и раз за разом отступали обратно, словно проигрывая свой извечный поединок с сушей. Солнце давно склонилось к закату: большая часть красок на земле поблекла, зато небо приобрело цвет свежего меда, и этот оттенок разлился по поверхности воды. В теплом закатном свете волосы Гермионы полыхнули бронзовым отливом и в следующий миг засверкали, подобно пламени. Орест уловил этот блеск, залюбовался гривой вьющихся волос… и его сердце пронзило незнакомое ранее чувство — сладкое и одновременно болезненное.

Спустя много лет, с сединой в волосах, глубокими шрамами на теле и в душе, он вспоминал этот миг с неизменной улыбкой. Образ молодой и прекрасной дочери Идоменея, любующейся закатом, до конца дней вырастал в его памяти.

Глава 13

Гермиона рассталась с Орестом лишь вечером — до дворца они добирались вместе, и девушка даже позволила микенцу править колесницей. Кносс, погруженный в тишину сумерек, уже озарялся масляными лампами, а вдоль высоких стен неспешно бродили ночные стражники. Царевна остановила одного из них, велела отвести лошадь на конюшню и после этого тепло попрощалась с новым другом.

Кносский дворец, подобно всем постройкам такого рода, разделялся на женскую и мужскую части. Гермиона неторопливо поднялась по крутым ступеням. Несмотря на усталость, царевна чувствовала себя превосходно; более того, душу дочери Идоменея грело легкое волнение — весьма приятное, но мешающее сосредоточиться.

Ей хватило одного лишь разговора с микенским гостем, чтобы проникнуться к нему симпатией и доверием. Это было совершенно не в характере критянки. Орест вдруг стал занимать ее мысли больше, чем стоило бы… Но они не раздражали — скорее наоборот.

Вдруг кто-то ее окликнул. Гермиона подняла голову — хорошее настроение разом поблекло. На последней ступени лестницы, ведущей на женскую половину, стоял Неоптолем. Судя по выражению его лица, он уже давно ожидал ее возвращения.

К брату прославленного Ахилла Гермиона относилась с добротой — они были знакомы еще с детства. Пелей, царь мирмидонцев, однажды прибыл на Крит в качестве гостя, прихватив с собой младшего — и уже единственного — сына. В то время посмертная слава Ахилла гремела во всех окрестных землях; ее отголоски долетали до Айгиптоса и царства хеттов. Неоптолем, брат знаменитого героя, тогда был лишь пухлым мальчиком, льющим слезы по любимой игрушке — маленькому, искусно вырезанному из дерева коню. Юная Гермиона случайно нашла в саду потерянную лошадку и отнесла ее владельцу. С тех пор они подружились, стали проводить много времени вместе в кносском дворце, на морском берегу и кипарисовой роще. Так продолжалось до самого отъезда Пелея и его свиты обратно во Фтию.

Царевна радовалась Неоптолему и тогда, когда он, чуть повзрослев, навестил Крит уже без отца. Мирмидонец за каких-то пару лет стал высоким юношей с развитой мускулатурой, а полноватый мальчишка остался в прошлом.

В ту пору они много беседовали, прогуливаясь по той же роще, где когда-то играли малыми детьми. Мирмидонского царевича угнетало, что его жизнь так и проходила в тени славы погибшего брата-героя.

Все помнили Неоптолема и царя Пелея лишь как родственников Ахилла. Один приходился ему братом, второй отцом, но оба не могли сравниться с человеком, который создал вокруг себя сияющий ореол легенды.

Юная Гермиона сочувствовала другу, хотя ее огорчала вдруг пробудившаяся в нем жажда власти и громких побед. Тем не менее она замечала, что рядом с ней грубоватый Неоптолем будто смягчался; его рассказы о драках и мечты о великом подвиге отходили на второй план, он начинал беззастенчиво радоваться жизни. Часто царевна ловила на себе внимательные взгляды, но не придавала этому особого значения.

Он не единожды навещал Крит. Когда Неоптолем прибыл погостить в пятый раз — окончательно возмужавший, с волосами до плеч и густой бородой, — все изменилось. Он начал откровенно заигрывать с Гермионой, и той пришлось наконец осознать, что мирмидонский царевич влюбился в нее без памяти. И это очень расстроило критянку.

Неоптолем совершенно не скрывал своих чувств; хотя он еще не попросил у Идоменея руки царевны, все во дворце были осведомлены о его намерениях. Хотя брачный союз между Фтией и Критом мог показаться неплохой идеей, сама Гермиона не была от этого в восторге. Мягко говоря.

Она ценила в мужчинах силу и волю, которыми сполна обладал Неоптолем. Однако чутье подсказывало: счастливой парой им не стать. Ее также привлекали острый ум и доброта, тогда как характеру Неоптолема было присуще невероятное самомнение. Кроме того, Неоптолем для нее всегда был лишь другом детства…