Сироты на продажу - Элен Мари Вайсман

Ехали долго и наконец добрались до малонаселенного района, где свернули на заброшенную сельскую дорогу. Повозка наконец замедлила ход у высокой железной ограды с навершиями в виде медных шариков с пиками. За ней виднелся четырехэтажный кирпичный дом с колокольней и большими флигелями; обширный двор перед главным входом окружали ивы и сосны. Повозка миновала ворота и потащилась по длинной подъездной дорожке. Издалека здание выглядело богатым особняком, но при ближайшем рассмотрении стали заметны облупленные оконные рамы и сломанные перила крыльца. Из окон без занавесок лился свет, за стеклами двигались невысокие фигуры. Когда повозка подкатила к крыльцу, возница остановил лошадь, закрепил вожжи и, спрыгнув с козел, помог слезть мисс О’Мэлли.

В груди у Пии клокотали отчаяние и гнев, она дрожала.

— Ну пожалуйста, — заплакала она, — не оставляйте меня здесь.

Мисс О’Мэлли пропустила ее мольбу мимо ушей и решительным шагом поднялась по лестнице. Возница отвязал Пию, подождал, пока она выберется из брички, потом схватил за руку и потащил по дорожке вдоль здания. Глотая застрявший в горле ком страха, девочка потирала запястья и осматривала стены приюта. У окон собрались дети, их бледные лица с любопытством наблюдали за новоприбывшей. Открылась дверь главного входа, и на крыльце появилась монахиня: белые жилистые руки сцеплены перед собой, с крупных четок вокруг талии свисает тяжелый крест. Она взглянула на Пию поверх круглых очков и обратилась к мисс О’Мэлли:

— Вы из церкви Святого Петра?

— Именно, — ответила та.

— И вы уверены, что эта девочка уже не больна?

Мисс О’Мэлли пожала плечами:

— Говорят, что нет.

— Знает Бог, нас в приюте Святого Викентия тоже не миновала инфлюэнца. Мы не можем больше принимать больных детей. — Монахиня повернулась к Пии: — Как ты себя чувствуешь? — Она улыбалась, но водянистые голубые глаза казались холодными и настороженными.

— Хорошо, мадам, — ответила Пия. — Но мне здесь не место. Меня…

— Я мать-настоятельница Джозефина, — перебила ее монахиня. — Можешь звать меня мать Джо. Бог привел тебя сюда не просто так. Наша обязанность в этом приюте — давать убежище нуждающимся, а не разбираться в причинах, почему они попали сюда. Раз сестры из церкви Святого Петра послали тебя сюда, значит, так надо. Поэтому веди себя примерно и не ропщи на судьбу. — Она снова обратилась к мисс О’Мэлли: — Спасибо, что доставили ее. Можете ехать. — Монахиня открыла перед Пией дверь.

Мисс О’Мэлли, сморщившись от раздражения, подтолкнула девочку вперед, но та словно приросла к земле. Не попробовать ли опять сбежать? Мать Джо ее явно не догонит, и мисс О’Мэлли тоже, но возница все равно успеет снова схватить ее. Кроме того, даже если она вырвется отсюда, куда ей идти? Дома у нее нет, денег тоже.

Мисс О’Мэлли ткнула ее пальцем в спину.

— У меня в твои годы и того не было, — буркнула она. — Пошевеливайся.

Пия метнула в нее горький взгляд и, стиснув зубы, переступила порог сиротского приюта. Мать Джо уже закрывала дверь, когда мисс О’Мэлли остановила ее.

— Мне нужно с вами быстро переговорить, — сообщила она.

— О чем? — спросила мать Джо.

Мисс О'Мэлли глянула на Пию.

— Одна из сестер церкви Святого Петра кое-что передала вам на словах.

— Извини нас, — сказала мать Джо девочке, жестом веля ей отойти.

Пия сделала несколько шагов вглубь вестибюля с высокими потолками, а мать Джо выглянула наружу из приоткрытой двери. Пия силилась расслышать, о чем говорят эти двое, но не могла разобрать ни слова. Она оглядывалась в поисках выхода, но заметила только две другие двери, скорее всего, ведущие в другие помещения особняка. Воздух наполнял запах вареной картошки и теплого дерева, немного пахло ладаном и горелыми спичками. На стене между газовыми светильниками висело изображение окруженного детьми Христа в золотой раме, а также кресты и другие картины религиозного содержания.

Мать Джо закончила разговор с мисс О’Мэлли, закрыла дверь и повела Пию через вестибюль, стуча каблуками по дощатому полу. Когда они подошли к другой двери, она вытащила из-под сутаны кольцо с железными ключами и отперла ее. Затем монахиня зажгла один из стоявших на маленьком столике светильников и взяла его в руки.

— Извините, мать Джо, — обратилась к ней Пия.

Монахиня, подняв брови, взглянула на нее, словно удивляясь, что девочка разговаривает.

— В чем дело?

— Можно спросить, о чем вы говорили с мисс О’Мэлли? Это имеет отношение ко мне?

Мать Джо нахмурилась.

— Спросить можно, — произнесла она. — Но это не значит, что я отвечу. Беседа была служебная, вот и все.

Пия кивнула и потупила взгляд. Не стоило сердить мать Джо.

Держа в одной руке лампу, а другой приподнимая край сутаны, настоятельница высоко подняла голову и повела Пию в сумрачный коридор, провонявший мочой и хлоркой. В конце коридора они свернули в другой, поуже, прошли мимо рядов комнат с одинаковыми железными койками, где в свете мерцающей лампы на стенах плясали тени. Дом казался покинутым, воздух тяжелым, тишина густой, как кисель. Когда дошли до третьего коридора, мать Джо открыла двойную дверь, ведущую на улицу, и по каменным ступеням они спустились в огороженный забором двор.

Посередине двора под розовеющим вечерним небом стояли качели, детская горка и карусель, пустые, если не считать сухих листьев и сломанных веток. На площадке никто не смеялся, не резвился и не бегал друг за другом. Дети сидели по-турецки на пожухлой траве или тихо прохаживались группами вдоль забора. Стайка четырех-пятилетних малышей сидела на ступенях лестницы, ведущей в другое крыло здания, и чистила чуть ли не сто пар ботинок. Другие сироты, все в поношенной одежде, слишком тесной или слишком мешковатой, стояли вокруг них в носках или босиком и ждали. Ни у кого не было куртки или хотя бы шарфа.

— Ужин через полчаса, — сообщила настоятельница Пии и ушла.

Стоя на крыльце, девочка осматривала площадку в тщетной надежде увидеть Олли и Макса. Вдруг тот, кто нашел братьев, отнес их в приют? Тогда, может, и хорошо, что мисс О’Мэлли поймала ее? Но, к разочарованию Пии, все дети были старше близнецов: самым младшим около двух-трех лет. Несколько воспитанников постарше обернулись к новенькой, украдкой разглядывая ее. Пия села на ступенях, часто моргая от слез; холод камня пробирался под легкое платье. Шансы на то, что их с братьями определили в один приют, приближались к нулю. И с чего она вообще взяла, что сумеет их найти?

Девочка лет четырех с тряпичной куклой в руках и печальными глазами подошла к крыльцу и улыбнулась Пие. Темные волосы спадали вокруг худенького лица неровными кудряшками.

— Привет, — тоненьким голоском произнесла малышка.

Пия заставила себя улыбнуться в ответ, мечтая, чтобы девочка оставила ее в покое: она скучала по дому, стеснялась в новой обстановке, живот у нее болел, и настроения заводить друзей не было. Пия хотела одного: сбежать отсюда. Но не успела она опомниться, как малышка вскарабкалась по лестнице и забралась ей на колени. Пия отдернула руки, частично от неожиданности, частично из страха коснуться девочки. Некоторые дети смотрели на нее, и Пия побоялась отталкивать девочку. Неразумно наживать врагов в первые же минуты пребывания в приюте. Она задержала дыхание, пока сиротка усаживалась поудобнее, потом уперлась руками в ступени. Голая нога девочки прижалась к ее ноге, но, к облегчению Пии, она ничего не почувствовала.