Девочки Талера - Дина Ареева

— Папа Алекс, — кивает она на дом, — он остается один. Мне его так жалко…

Она уже рыдает в голос, я закусываю губу и закрываю глаза. Ты же этого хотел, Тимур, ты хотел всем сделать больно?

— Он будет приезжать к вам, Полечка, — Тимур говорит непривычно мягко, — мы с ним договорились. А пока мы не уехали, ты сможешь приходить к нему, когда захочешь. Можешь даже завтра.

Дочка успокаивается, Тимур усаживает ее в кресло, и я понимаю, что для меня есть место только рядом с Талером. Я сто лет не сидела с ним рядом, и когда он захлопывает снаружи дверцу, кажется, он отсекает меня от прошлой жизни.

Машина выруливает со двора, Полинка оборачивается и машет Алексу обеими ручками. Он стоит в той же позе, как будто закаменел, а потом медленно поднимает правую руку и неуверенно машет Полинке в ответ.

Тимур следит за ними в зеркало заднего вида, а потом мы с ним встречаемся взглядами. Я вижу в отражении две пары глаз, его и свои. Они разные, у него голубые, у меня черные. Но выражение их одинаково.

И в тех, и в других в самой глубине затаилась боль.

* * *

Я привез их в свои апартаменты. Можно было снять себе отдельный номер, но я решил, что так неправильно. Пускай привыкают жить со мной. И Ника, и дети.

Номер двухкомнатный, малышня будет спать с Никой в спальне, а я могу лечь в гостиной на диване. Они должны знать, что я теперь есть в их жизни, и не просто есть. Навсегда останусь. И даже малой Тимоха должен это уяснить.

Они входят в номер. Ника держит Тима на руках, Полинка цепляется за ее локоть. Я пробовал забрать пацана, но он не дался. И Полька к маме намертво прилипла, не отдерешь. Мне неприятно, конечно, но понимаю, что пока ничем не заслужил ее доверие. Два с половиной года на Северном полюсе долго придется отрабатывать перед дочкой.

Стою в дверном проеме, облокотившись об косяк, переплетаю на груди руки и смотрю на свою новую семью. Ника с прильнувшими к ней детьми медленно обходит гостиную, останавливается посередине и задирает голову. Люстру рассматривает.

Люстра тут как в театре, да и номер сам роскошный, президентский. Лучший в отеле и самый дорогой, конечно.

Ника оборачивается на меня, Тимка трет глазки и утыкается растрепанной макушкой ей в плечо. А я вдруг понимаю, что они все трое здесь смотрятся как инородное тело. Ника в простых джинсах и свитере, худенькая и хрупкая. Малыши как мышата оба — притихшие, растерянные. И вся эта нелепая роскошь им… не идет, что ли. Лишняя она.

Представил на их месте девку, такую, каких я раньше пачками трахал. Она бы уже голая на диване лежала и на меня смотрела с поволокой. А за поволокой счетчики щелкали. От омерзения в глазах мутится, и я отлипаю от косяка.

— Там ваша спальня, Доминика, — делаю шаг к своей троице, внутренне поражаясь, как быстро она и эти две кнопки стали мне дороже, чем вся моя прежняя жизнь. А главное, что сына Рубана я отдельно от них вообще не рассматриваю…

Может, я и правда на Северном полюсе побывал, и там что-то сместилось в моей голове?

Понемногу моя семья осваивается на новой территории, Тим сползает с рук Ники и весь вечер носится по комнатах. Я играю с ними в прятки, потом заказываем в номер ужин, Ника кормит детей, и вроде все нормально. Но когда приходит время сна, начинается полный треш.

Тимоха не может уснуть, сначала ползает по всей кровати, играется, прячется от нас с Никой. А потом уже просто капризничает, и Ника просит меня выйти, чтобы я не мешал ей укладывать детей. Понимаю, что помощник из меня никакой и молча ухожу. Но когда спустя некоторое время слышу, как плачет Полинка, моя нервная система дает полный сбой.

Ступаю бесшумно как сапер на минном поле, заглядываю в спальню и вижу, что на одной руке у Доминики сопит Тимка, а на другой всхлипывает Полька. Нике тяжело и неудобно, и я только сейчас понимаю, каково это, когда разница между детьми меньше года. Как же она справлялась, моя девочка, если этот мудило «папа Алекс» вечно работал?

Подхожу к ним и присаживаюсь на корточки. Парень все-таки дрыхнет, ушатался, а моя детка тихо плачет, стараясь не разбудить брата.

— Полечка, — шепчу ей на ушко, — что опять случилось? Мы же так хорошо играли!

— Белль, — всхлипывает она, — и Эльза, и Аврора. И Варя…

Непонимающе смотрю на Нику. Она целует Польку и объясняет:

— Это ее куклы. Я сложила их в коробку со всеми игрушками, а Полинке жалко, что они спят не в своих кроватках. Она каждый вечер укладывает их спать.

— А еще зайчик, — таким трагичным голосом шепчет мой ребенок, как будто все зайцы в мире издохли сразу в одну секунду. — И Бемби…

— Почему ты их не забрала сюда? — спрашиваю Нику, натыкаюсь на холодный взгляд и чувствую себя последним… в общем, презервативом, только на «г».

Я сам сказал, чтобы она много вещей не брала, что на месте все купим. Доминика еще возражала, что дети не бросят свои любимые игрушки. А я — да, согласен, полный мудак, — пообещал, что куплю им много игрушек и что не надо тащить с собой всякий хлам.

Как я мог такое сказать девочке, сохранившей старого облезлого кота, которого сам подарил ей пятнадцать лет назад? И у которого уже давно вместо глаз две пуговицы?

Встаю, иду в гостиную и беру телефон.

— Рубан, ты дома? Дело есть…

* * *

Долго стою над сопящими детками, чувствуя себя так, будто на мне полночи топталось стадо слонов. И как такие две козявки могут вытянуть столько сил? Как с ними справляется одна Доминика?

Полинка успокоилась и уснула только после того, как я показал ей снимки, присланные Рубаном. Он достал из коробки все игрушки и разложил по всем кроватям и диванам, которые есть в доме. Даже одеялом укрыть не поленился. Надо ему барную стойку новую в ресторан подарить. Или вытяжку.

Срочно тянет выпить, иду в гостиную и замечаю открытую балконную дверь. Оттуда веет холодом, подхожу и вижу на балконе Нику. Ищу плед, выхожу на балкон и заворачиваю в него свою уставшую девочку.

У нее заплаканные глаза, да я сам готов был рыдать над зайцем, которого никто не уложил спать в его кроватку. И в кого у меня такая добрая и сердобольная дочка? Не в отца так точно…

— Не стой на холоде, Доминика, ты простудишься, и эти двое меня в конец ушатают.

Она не отвечает, но видно, что замерзла, потому что безропотно кутается в плед. Собираюсь с духом и говорю:

— Извини, я был неправ. Я не думал, что для таких маленьких детей важны какие-то зайцы. И куклы.

— Дети очень консервативны, — помолчав, отвечает Доминика. — Для них любые перемены — серьезный стресс. Мы полгода назад сделали в их детской ремонт, вместе с Полькой все выбирали, потому что Тим еще маленький. У них одна комната на двоих, чтобы не было скучно. Они привыкли к своим кроватям, шторам и даже к постельному белью.