Муж напрокат - Надежда Мельникова

В Максиме есть какая-то необъяснимая головокружительная мужская настойчивость, которой у хамоватого самовлюбленного Афанасия и близко не было. Иван был проще. Он рос в нашей «деревне» и, видимо, даже не подозревал, что женщину надо долго и тщательно облизывать, чтобы она превратилась в податливый кусочек масла. А Максим, скорее всего, закончил курсы. У них в столице наверняка такие есть: «Как за полдня свести с ума провинциальную дурочку».

— Нет! Я всё же должна найти градусник, Максим. Ты горячий.

— Ещё какой, малышка, ты даже себе не представляешь! — Наваливается активнее.

— Я не в том смысле, — смеюсь. — Просто не могу я так быстро, нужно побольше узнать друг друга, привыкнуть.

— Нет у меня времени ждать, — неожиданно откровенно выдыхает Максим и набрасывается с поцелуями с новой силой.

— Это почему?

Максим прищуривается, перестав лобызать мой подбородок, а потом вдруг:

— Это в смысле, что скоро рассвет. Дети проснутся и начнётся суета, новый день, великие дела.

Он не даёт мне проанализировать свой ответ и целует в губы, впившись в рот с такой силой, что я теряю нить разговора. Что-то ведь не так было в его монологе, но как же приятно всё в итоге вышло.

— Мама, я пить хочу!

Бр-р-р… Как будто плёнку в старом магнитофоне зажевало и изображение пропало. Я слышу голос младшей дочки. И вырываюсь из мужских объятий словно ошпаренная.

И хорошо, что диван стоит спинкой к двери детской спальни и сейчас малышке видно только мою голову в съехавшем и наполовину размотавшемся тюрбане из полотенца.

— Ты чего там делаешь, мама? — трёт кулачками глазки младшая.

— Я тут, эм-м… диван проверяю. — говорю первое, что приходит в голову. — Вдруг Гришка с Цезарем каких насекомых притащили, вот изучаю.

— Ночью?

Блин, её не обдуришь! На фиг у меня такие умные дети?

— Ночью блохи не ожидают нападения и…

Девочка начинает обходить диван, а Максим, в лучших традициях «корпорации монстров», аккуратно сползает на пол и, плюхнувшись на ковер, отползает за боковой бортик. Меня разбирает смех, но я сдерживаюсь. Вот прям из последних сил.

Мистер Бин сейчас бы просто разрыдался от зависти, глядя на наш спектакль. Максим делает это для меня и моих детей, и это так мило, что просто щиплет глаза.

И он совершенно прав: если Ника поймет, что мы с курьером зажимались, валяясь на одном диване, она устроит такую истерику, что не только Ася проснется, но и Виоллета с гулящим мужем из соседнего дома прибегут.

Ну и день! Ну и дурдом! Я просто не успеваю за сменой настроений и картинок.

Ника засыпает, и я иду в спальню, на поиски своего фиктивного жениха. Кажется, скрываясь от моей дочери, он пополз именно туда.

Так и есть. Максима я обнаруживаю спящим на полу, он, бросив на ковер одеяло, сладко дрыхнет, подмяв под голову одну из украденных с моей кровати подушек.

Зардевшись от странных эмоций, я ценю этот щедрый поступок. Другой мужчина нагло завалился бы на мою кровать, особенно после наших поцелуев, а он снова поступил как настоящий и порядочный. И я непроизвольно улыбаюсь, в душе разливается нежность. Удивительный фиктивный жених, как же мне повезло! Одёргиваю себя, рассмеявшись. Наверняка какой-нибудь проходимец. Карточный шулер или брачный аферист.

Ведь женщин всё время обманывают. Взять хотя бы Виолетту. Когда моя соседка периодически выгоняет мужа, она постоянно с кем-то знакомится. А однажды ей просто сказочно повезло. Бывшая одноклассница, давно свинтившая из нашего городка и ведущая учёт грузов в морском порту, подогнала Виолетте настоящего американца. При этом он прекрасно писал письма на русском языке и не менее чудесно разговаривал на нём же по телефону. Но подобные мелочи подозрений у Виолетты не вызвали, и она моментально влюбилась. Ведь с виду — на фото — Джон выглядел приличным мужчиной, с приятной улыбкой и добрыми глазами.

Потеряв супругу, Джон остался с двумя маленькими дочерьми, за которыми ухаживала их бабушка. Сам он был единственным кормильцем семьи, служил во флоте и постоянно находился в море.

Писал Виолетте нежные письма, подробно расписывал, как много думает о ней, мечтает о встрече и верит в их неземную любовь, подаренную свыше.

А однажды тревожно сообщил, что оказался у берегов какой-то африканской страны, у него с собой огромная сумма денег и Джон до смерти боится пиратов. Но, кроме Виолетты, естественно, никому не доверяет. И просит мою соседку сохранить эти деньги в России до его приезда и того момента, когда они, разумеется, поженятся. Но всё это тайна, покрытая мраком, поэтому отправить деньги можно лишь дипломатической почтой. Виолетта согласилась. Что ни сделаешь ради настоящей любви. Но тут выяснилось: при получении денег Виолетте необходимо оплатить страховку груза в сумме двух тысяч долларов. Джонни переслал моей соседке накладную, с ней связалась компания, якобы отправлявшая посылку. И Виолетта, гонимая любовью и полная решимости, незамедлительно понесла все свои сбережения, включая свадебные подарки. Она всё сделала, как нужно, но её попросили подождать ещё неделю. Потом ещё и ещё… Джон был рад. Хвалил мою соседку, признавался ей в любви, а потом пропал… Виолетта плакала, искренне веруя, что любимого Джонни таки убили пираты.

Взглянув на Максима ещё раз, я беззвучно смеюсь. Наверняка какой-нибудь брехун. Да не бывает так, чтобы и я ему понравилась, и он мне. И страсть у нас обоюдная. И при этом дети мои его совсем не раздражают. И дом устраивает, и бардак в саду. И проблемы мои не напрягают, и пожар. Эх, сто процентов, какой-нибудь жулик. Только вот красть-то у меня и нечего. А если он решится и стырит бабушкины старомодные брошки со стекляшками, золотые коронки или бусы из натурального рижского янтаря с окоченевшей мухой внутри, я оторву ему всё, что отрывается.

Усмехнувшись ещё разок, забираюсь на кровать. Смотрю на чумазого мужика на полу и понимаю, что он так и не вымылся, и всё по моей вине. Жаль человека, поэтому будить и выгонять в сарай смысла нет. Там могут быть комары, да и сено какое-то сырое в этом году, того гляди сгниет. А Максим заболеет.

Надо будет всерьёз подумать о спальном месте и не забыть обсудить всё это с дочками. Поцелуи по углам — это прекрасно, но девочкам надо как-то объяснить, что Максим никуда уходить не собирается. И какое-то время, для комиссии естественно, поживет с нами. А потом мы разведёмся, и каждый пойдёт своей дорогой.

Но, пока я кручу в голове эти мысли, усталость окончательно лишает сил, и я просто отключаюсь, погрузившись в глубокий сон.

Утром я просыпаюсь, услышав голоса на кухне. Резко смотрю на часы и понимаю, что проспала, а потом ощущаю такую боль, что едва могу вздохнуть полной грудью. Внутри опустошение и что-то ещё, что наждачной бумагой дерёт в горле. Моей пасеки больше нет.