Муж напрокат - Надежда Мельникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какой ещё Афанасий?
— Котов! Какой ещё?
— Афанасий Петрович Котов? Замглавы администрации поджёг ваших пчёл? Очень мило, — усмехается пожарный, и его ребята поддерживают коротким повсеместным гоготом.
— Девушка, — обращается ко мне. — Милая, вы давайте душу не рвите. В конце концов, это же не детёнка в пожаре потеряли, а всего лишь пчёл. Да, жалко, но поправимо. Время не тратьте, попробуйте в страховую обратиться. Потому что пасека — это не крупный материальный, вряд ли кто-то станет разбираться, вы потратите деньги и время, лучше копите их на новые пчелиные семьи, потому что следующий этап зависит от того, были ли обнаружены при тушении пожара погибшие или нет. Скорей всего, после проведения дознания, чтобы не нагружать систему всякой мелочёвкой, не найдется признаков преступления, свидетельств поджога. И вам составят и передадут постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. При этом вы, конечно, можете предъявить гражданский иск в суд на того, из-за неосторожности которого или ненадлежащего исполнения которым своих обязанностей произошёл пожар. Но мы здесь такого не видим. Это очевидно.
— Как же у вас всё складно получается, — выдавливаю из себя, становится тошно.
— То, что ульи явно сгорели изнутри, а вокруг почти ничего не пострадало, видно и без дознавателя, — строго замечает Максим.
— Причиной может быть несоблюдение правил пожарной безопасности, — тараторит командир одно и то же. Вы говорили, там была бумага и сухая трава, но сейчас там только обгоревшие рамки. И по-прежнему нет доказательств того, что была вода, а лопаты соседи с собой принесли.
— Это сделал Афанасий! Её бывший ухажёр из нашей администрации. И я Ксюше верю, не такая она, чтобы врать, они с Максимом видели, что внутрь ульев были засунуты бумага и сено, — поддерживает меня рыданиями Виолетта. — А он ей не раз угрожал, что если она за него не выйдет, то ещё поплачет! Он это! К бабке не ходи!
— То есть у вас конфликт с Афанасием Петровичем Котовым, и вы решили спихнуть на него вину за пожар на пасеке? — смеётся командир. — Это к делу не пришьёшь, нужны доказательства. Зачем ему это?
— Да Афанасий это!
— И я подтверждаю, — снова Егор, — у него только выгода была!
— Другими словами, единогласно сыплются голословные обвинения в сторону замглавы администрации, но никто из вас Афанасия Петровича рядом с ульями не видел.
— Я заметил человека, бродившего между ульями в темноте. Увидел и сразу же побежал к Ксюше.
— И это был Афанасий Петрович?
— Нет. Конечно же нет. Сам-то он не станет.
— Иными словами, всё-таки не он сжёг вашу пасеку? — и снова гогот.
Таким образом спустя десять минут разбирательств у меня на руках остается копия Акта о пожаре и копия Постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, в которых, естественно, не указаны фамилия и имя-отчество лица, из-за действий которого произошёл пожар. В суд иск о возмещении ущерба подавать не на кого.
Когда пожарные уезжают, Максим решительно вытирает сажу с лица.
— Надо вызвать дознавателя и провести расследование.
— Дознаватель напишет то же самое: неправильно пользовались пасекой и по неаккуратности возле одного из домиков вспыхнула трава, пожар перекинулся на другие ульи, — встревает муж Виолетты. — У нас на заводе был пожар, тоже хотели доказать, что мы не виноваты. Так нас ещё крайними сделали, а не начальство. Все они одним миром мазаны. Его основная задача установить произошёл ли пожар в результате поджога. — Наклоняется он мне, берёт бумагу, читает, подсвечивая телефоном.
Когда пожарные светили фонарями, было светлее. А теперь приходится напрячься, чтобы разобрать написанное.
— Хоть бы на следующий день приехали и светлого дня дождались, а то уже написали: «несоблюдение правил пожарной безопасности привело к возникновению пожара на пасеке». Тут про поджог нет ни слова. Никто разбираться не станет. И никто к нам никакого дознавателя не пришлёт. Всё на ранней стадии заглохнет. Во, тут ниже ещё лучше: «Поджог не подозреваю».
— К кому предъявлять иск, в конце концов ?! — кряхтит Михайловна, размахивая палкой. — И стоит ли вообще в суд тащиться, если непонятно, что представлять в суд для доказательства, потому что на руках только вот эта вот бумажка об отказе, из которой, едрит мадрид, ничего не понятно?! Только деньги потратишь, Ксения!
— Видно же, что трава целая вокруг.
— Возле одного улья выгорело вокруг, мало ли. Афанасий в прошлом году пожарным в Большевик целый спортивный зал для тренировок оборудовал. Держите карман шире, что будут с этим пожаром разбираться.
— Мне надо к детям. — Встаю, пошатываясь. — Они там одни. Неизвестно, на что ещё этот чёрт с рогами способен.
Говорить тяжело. На сердце лежит камень. Максим тут же подходит ко мне и, поддерживая, ведёт в сторону домов, сквозь лесную мглу. Я ничего не хочу: ни дознавателя, ни суда. Если бы не дочки, легла бы рядом с этими домиками и осталась бы до утра на сырой земле… Дед, отец пасеку эту берегли, а я из-за мужиков потеряла… Тошно мне.
Мы идём сквозь ночной полумрак, я вся дрожу, мне то жарко, то холодно. Кожу сушит после пожара. Но я ничего этого не замечаю, настолько обессилена. Но он поворачивает меня к себе и обнимает. И мне становится легче. Как будто я опираюсь на обломок доски в бушующем море, и есть ещё надежда выплыть. Он гладит меня по спине.
— Не бойся, Ксюнь, всё у тебя будет хорошо.
— Те люди в форме, что приходили к нему, когда этот... Когда Афанасий взрывал петарды. Они смогут нам помочь, твои люди? — уточняю я.
— Какие мои люди, Ксюш?
Я отлипаю и заглядываю Максиму в глаза. Он был со мной в доме. Да — на кого-то ругался, да — разбирался, да — разговаривал по телефону, но…
— Не знаю, кто эти люди. Я же тебе сразу сказал, что не знаю, кто это, Ксюнечка. У него просто закончились петарды, — пожимает плечами, — и он ушёл вместе с участковым и этими ребятами, — Дубовский сжимает зубы. — Зла не хватает. Просто хочется удавить его голыми руками.
И обнимает крепче. Я так надеялась, что тогда всё разрулил Максим, а выходит, что нет.