Моя шокирующая жизнь - Эльза Скиапарелли

Все это время Гого продолжала свое образование поэтапно в разных странах. Существуют две противоположные точки зрения, как лучше воспитывать детей и давать им образование: отправлять в хороший колледж и держать там так долго, как возможно, не меняя места и окружения и надеясь, что они приобретут много друзей на всю жизнь и разовьют полезные навыки; или действовать совсем наоборот: давать своим отпрыскам возможность прощупать пульс мира, чтобы впоследствии они легко и естественно воспринимали то, что им припасла судьба. В наше время, когда расстояния почти не имеют значения и человеческий ум стал более универсальным, лично я склонна принять вторую точку зрения.

В эпоху телефонов, радио, радаров, ночных полетов надо приучать детей к сознанию, что их возможности огромны. К несчастью, большинство из нас не в силах пользоваться этими возможностями без посредников, и глупо внушать ребенку, что, сидя в позе йоги и изучая свой пуп, он достигнет всего желаемого с помощью одной лишь медитации. Наша задача – помочь детям приобрести как можно более широкий жизненный опыт.

Гого, дочь Эльзы Скиапарелли, Париж, 1939–1940

Итак, я выбрала для Гого образование более разностороннее, чем могла себе позволить. Оглядываясь назад, я верю, что поступила правильно и этот выбор позволил ей стать целостной личностью. Гого великолепно преодолела сложности, вызванные в раннем детстве врожденной болезнью, и завела огромное число друзей во всех слоях общества и во многих странах. Я послала ее в английский колледж, который находился в прекрасном древнем доме в сельской местности среди несравненного пейзажа. Им руководила женщина знатного происхождения, он пользовался известностью, и во время первого посещения мне понравился. Однако в течение довольно долгого времени я не могла вернуться в Англию, и Гого провела большую часть триместра без моих посещений.

Мы встретились в Лондоне и провели вместе целый уикэнд. Меня совершенно огорошил ее внешний вид.

Куда делись ее очарование, ее шик? Передо мной стояла девочка в школьной форме ужасного синего цвета, и я не узнавала мою маленькую «кошечку» с красивым кругленьким носиком. Это была «деревенская дурочка», лишенная грации, одутловатая, крепкого сложения, очень некрасивая. Мне было трудно скрыть удивление и принять эту метаморфозу с улыбкой. Во второй половине дня ко мне пришла на коктейль Беатрис Лили (леди Пил), которая выпила несколько мартини со льдом и почувствовала опьянение. Когда она собралась уходить, ей показалось, что маленький лифт на этаже поднимается и опускается с вызывающей беспокойство скоростью. Тогда я попросила Гого проводить ее до автомобиля. Но в присутствии «деревенской дурочки» и Беатрис Лили, напустившей на себя самый несговорчивый вид, лифт стал подниматься и опускаться с еще большей скоростью, пока кто-то его не остановил. Беатрис и Гого вышли оттуда растрепанные и убежденные, что куда разумнее было бы воспользоваться лестницей.

Столь часто, насколько возможно, я приезжала по воскресеньям, чтобы освободить Гого от картофеля и пудингов. Непостижимо, но в колледжах и больницах пища почти всегда отвратительна. Гого приглашала кого-нибудь из своих подруг пойти с нами на ланч, но, когда мы выезжали на автомобиле с территории колледжа, несколько других девочек всегда ожидали нас за кустами, чтобы мы их тоже взяли с собой. Мы выбирали сельский ресторан и садились за стол, на котором стояло огромное говяжье жаркое, и это помогало компенсировать тощую диету колледжа. Иногда заказывали пиво, за что меня обвинили, что я таскаю детей в кабаре.

Все, вместе взятое, стало спасительным для Гого, и ее внешность «переходного возраста» мало-помалу исправилась. Она приобрела истинное чувство порядочности, конечно, в ней уже заложенное, но теперь оно укрепилось.

Кроме того верхнего этажа в торговом доме на Аппер-Гросвенор-стрит, который использовался в качестве моей мастерской, я сняла маленький домик в близлежащих конюшнях – две комнаты и гараж, превращенный в кухню. Я декорировала жилье небесно-голубым мебельным ситцем и наняла слугу, старого, иссохшего, типично английской внешности. Он делал все: уборку, плоские, скучные омлеты, стирку белья. Однажды, когда я не могла найти свой лифчик, спросила у него. «Вот, держите свой выталкиватель для груди!» – ответил он.

Однажды вечером я проводила презентацию своей коллекции платьев герцогине Кентской, которая уже произвела сенсацию, когда носила одну из моих последних шляп-котелков. Герцогиня ожидала тогда своего первого сына, принца Эдуарда (нынешний герцог Кентский). В середине презентации произошел неуместный инцидент – погас свет. Нам оставалось только ждать, и тут герцогиня почувствовала первые схватки, и это чуть не свело меня с ума. Когда свет наконец загорелся, она вернулась к себе. Через двенадцать часов, 9 октября 1935 года, у нее родился сын, он чуть не явился в мир в парижском Доме моды.

У леди Порталингтон, замечательной хозяйки и моего большого друга, было чудесное жилье в Портмен-Сквер. По происхождению австралийка, она великолепно ассимилировалась в атмосфере английских традиций. Ее ланчи и обеды были знамениты: вкусная еда, безупречное обслуживание, но сама она во время этих восхитительных застолий ни к чему не притрагивалась. На летние периоды она снимала замок Сторнаузен в Шотландии, возвышавшийся над самым северным пляжем. Я приезжала к ней туда и оставалась на некоторое время. Очутившись в деревне Сторнаузен, путешественник словно переносился за пределы современного мира.

У обмазанных глиной домов, как у жилищ эскимосов, есть лишь дверь, окон нет. Жители молчаливы, просты, но учтивы. В этом внушающем уважение замке, будто сошедшем с театральных декораций, леди Порталингтон с ее несравненным даром всех устроить как можно удобнее создала удивительно душевную обстановку. Она привезла из Лондона всю свою прислугу, комнаты оклеила старыми обоями с китайским рисунком, которые так хорошо сочетались с английской мебелью. В сезон охоты мужчины уезжали рано утром, а мы отправлялись пешком, увязая по щиколотку в вереске, на встречу с ними, назначенную на время завтрака. Несмотря на плохую репутацию английской кухни, надо признать, что завтрак в деревне (овсяная каша и кеджери – жаркое из риса и рыбы, приправленное карри) и завтрак в охотничьих угодьях (холодная дичь, бордо и шампанское) трудно с чем-либо сравнить, а уж перепелка, которую приходилось есть руками с тарелок Георгианской эпохи, – настоящая роскошь.

Гого продолжала менять места учебы. Она училась в школе в Париже до тех пор, пока не произошла история с одним крепким стариком, пытавшимся привлечь внимание девочек через стену, и это меня очень взволновало. Я отправила ее в Мюнхен, где ей предстояло изучать немецкий, но в основном она брала уроки кулинарии у русского шеф-повара. Мы впервые совершили путешествие по воздуху, это был полет в Мюнхен, попали в сильную грозу и при свете молний переживали головокружительные подъемы и падения. Сильно напуганная, я со своей обычной манией принимать неожиданные решения поклялась отныне передвигаться только по воздуху: я почувствовала, что, если не дам такой клятвы, никогда не осмелюсь сесть в самолет. Отныне это вошло у меня в привычку, но всякий раз, когда я усаживаюсь в кресло, меня охватывает и не отпускает минут десять приступ отвратительного страха.