Англичанин Сталина. Несколько жизней Гая Бёрджесса, джокера кембриджской шпионской колоды - Эндрю Лоуни

Шарж Бёрджесса из итонского журнала «Мотли». 10 июля 1931 г.

Спустя три недели Бёрджесс написал, что, «судя по разговорам в правительственных департаментах, среди людей, видевших документы о ходе переговоров, сложилось мнение, что у нас никогда не было намерения заключить серьезный военный пакт с русскими»[313]. Последствия были важными. 23 августа Советский Союз и Германия подписал договор о ненападении сроком на десять лет, включивший секретный протокол о разделе Польши и Прибалтийских государств. Это потрясло британских коммунистов, свято веривших, что Советский Союз будет противостоять Гитлеру, и подорвало все, за что они боролись в течение последних шести лет.

Бёрджесс и Блант были в отпуске, и на юге Франции, по пути в Италию, Бёрджесс узнал потрясающую новость. Он, согласно воспоминаниям Бланта, получил телеграмму, потребовавшую его немедленного возвращения. «Гай сразу же уехал из Антиба, оставил машину в порту на канале, договорившись о ее отправке позже, и сел на пароход»[314].

Энтони Блант вспоминал: «В течение дня [Бёрджесс] придумал полдюжины оправданий [для советско-германского пакта], причем его главный аргумент, как выяснилось, был правильным. По его мнению, русские совершили тактический маневр, чтобы выиграть время для перевооружения перед неизбежным германским нападением. Он, так же как и неоднократно раньше, говорил о том, что переговоры о заключении договора между Великобританией и Советским Союзом были блефом. …Правда это или нет, я не знаю, но Гай в это верил и, безусловно, сообщил свое мнение русскому куратору»[315].

Согласно одному из русских, группа организовала встречу в Лондоне с участием Филби. Они проанализировали пакт, рассмотрели все его статьи поочередно, оценивая возможные последствия. Дискуссия была спокойной, но бескомпромиссной. После длительной дискуссии они пришли к выводу, что пакт – всего лишь эпизод в революционном марше, что его последствия можно легко объяснить и что, в любом случае, это не повод для разрыва с Советским Союзом[316].

На следующий день Бёрджесс появился в квартире Горонви Риса на Эбери-стрит. «Он был взволнован и изнурен. Но я заметил еще одно, чего никогда не видел раньше. Он был испуган». Бёрджесс утверждал, что «после Мюнхена Советский Союз имел полное право позаботиться прежде всего о собственной безопасности и, если бы это не было сделано, преданными оказались бы интересы всего рабочего класса, и в Советском Союзе, и во всем мире». Однако Рис отметил, что его друг был задумчив и напряжен[317].

Бёрджесс спросил, что он хочет делать, и Рис ответил:

«– Я больше не хочу до конца моих дней иметь ничего общего с Коминтерном, и с тобой тоже, если ты действительно его агент.

– Лучшее, что можно сделать, – это забыть обо всем, – сказал он, – и никогда больше не упоминать об этом… как будто ничего не произошло.

– Я никогда больше не буду говорить об этом, – согласился я. – Хочу все забыть.

– Вот и хорошо, – с явным облегчением произнес он. – Я чувствую то же самое. А теперь давай пойдем выпьем»[318].

Бёрджесс, чтобы Рис не предал ни его, ни Бланта, сделал вид, что тоже лишился иллюзий из-за пакта между нацистами и Советским Союзом, и отказался от работы на коммунистическую партию. Рис вроде бы успокоился, но на деле оказался бомбой с часовым механизмом.

В перечне должностных лиц гражданских ведомств за 1940 год Гай Бёрджесс значится специалистом министерства информации. Отдел радиовещания, в котором он работал, занимал два этажа в Институте образования, у Дома сената. Одной из обязанностей Бёрджесса и его коллеги Питера Смоллетта был выпуск иностранного пропагандистского радиобюллетеня, который разрабатывался параллельно иностранному бюллетеню Би-би-си. «Примерно четверть этого бюллетеня посвящалось обзору передач германского радио… Остальные три четверти – обзору нейтральных мнений с особым акцентом на политические вопросы дня и американскому вещанию из Германии»[319].

Отделение А, в котором трудился Бёрджесс, имело дело с нейтральными странами, но в нем был и русский сектор, к которому был прикреплен Смоллетт (настоящее имя – Смолка). Смоллетт родился в 1912 году в Вене в богатой еврейской семье, сделавшей состояние на изготовлении первых лыжных креплений. Он дружил с Литци Фридман и приехал в Лондон в 1933 году, как представитель Neue Frei Presse. Осенью 1934 года он создал вместе с Кимом Филби небольшое агентство London Continental News («Лондонские континентальные новости»).

Он заработал репутацию летом 1936 года серией путевых заметок в «Таймс», которые он превратил в книгу о Русской Арктике. Двумя годами позже он натурализовался и стал британским гражданином по имени Гарри Питер Смоллетт. Филби завербовал его в конце 1939 года, но потерял с ним контакт, пока он был во Франции, и возобновил после возвращения в 1940 году. Бёрджесс теперь работал с ним как агент влияния – помогал формировать общественное мнение в пользу Советского Союза[320].

Другой коллегой в министерстве информации, с которой работал Бёрджесс, была принцесса Дилкуша де Роган, возглавлявшая швейцарское направление. Это была весьма влиятельная работа, учитывая нейтралитет Швейцарии и возможность ее газет добираться до читателей в Германии, Франции, Италии и Балкан. Она обладала великолепной сетью контактов, в числе которых был Жорж Скапини, «посол» Виши в Берлине.

Дилкуша, урожденная Элис Ренч, родилась в 1899 году в Индии. Титул она получила благодаря браку с немецким аристократом Карлосом де Роганом. После его гибели в дорожной аварии в 1931 году она переехала из Берлина сначала в Париж, потом в Лондон. Здесь она открыла магазин дизайнерской одежды Dilkusha de Rohan Ready-to-Wear-de-Luxe в доме номер 4 по Сэвил-Роу. Его директором стала Нэнси Митфорд. Дил Роган жила со своей любовницей Мэри Оливер и коллекционером произведений искусств Дугласом Купером в одном крыле Пембрук-Лодж, 52-комнатного георгианского особняка в Ричмонд-парке, остальная часть которого использовалась как место сбора для группы «Фантом». Сюда Бёрджесс часто приходил на вечеринки с Энтони Блантом и Мурой Будберг.