Ярость берсерков. Сожги их, черный огонь! - Николай Бахрошин

– Про змеев я не скажу. Потому что не знаю. А с богами я говорил. Долго говорил, – снова рассказал он. – Много чего услышал, конечно. Но как одолеть свеев, я не скажу, нет… Вот он скажет!

Олесь кивнул в сторону Ратня. Тот, словно ждал его, открыл глаза, подался вперед. Может, по правде говорят, волхвы умеют беседовать между собой без слов, подумал я. Потом забыл про это. Слушал. Оказалось, дело говорил волховской мужик, всхрапывая дыханием в промежутках.

– Железный свей, – говорил он, – силен не железом, нет. Духом силен. А где живут могучие духи, свеев, которых возят они с собой по всей Яви? Истинно, где им еще быть, как не в их деревянных ладьях. То-то они говорят с ними как с живыми, ласкают как женщин и отделяют на каждое весло деревянного побратима долю добычи. Там живут победные духи, истинно. Сжечь ладьи, отпустить их на волю, и ослабнут свеи. Да, железо – это сила, но огонь, подаренный людям Сварогом со Сварожичем, и железо плавит…

– Да как их сжечь-то? – спросил Ятя. – К ним небось не подступишься…

– Как сжечь? Как подступиться к свейским ладьям? Воины найдут как. А если у мужика заячий дух, то поставь ему хоть волчью пасть, хоть медвежьи когти, он все равно будет показывать врагу свой короткий хвост, да…

Волхв Ратень, блеснув глазами, покосился на Ятю. Тот не ответил на его взгляд, поднял лицо к небу сделал вид, что следит за звездами в стаде Луны. Словно Луна без него не справится, усмехнулись все.

– Как подступиться, говорите? – снова спросил Ратень. – Конечно, ладьи стоят на воде, и свеи, пусть даже получив в свои борта стрелы огненные, все равно зальют их, смеясь… Но есть одно средство…

Ратень задумчиво почесал шрам. Помолчал, еще подумал.

– Есть средство, есть, – добавил он. – Древние люди, что жили на этих землях много раньше, называли его черный огонь. Не простой огонь, самого Чернобога творение. Злая сила, кто бы спорил… Чернобог выдумал ее на погибель многим… И многие с того дела погибли! Так записано предками ясной глаголицей на берестяных свитках. Случайно про то узнал, но затаил знание. Даже не знаю, рассказывать вам или нет…

Огромный Ратень задумчиво замолчал, посмотрел вокруг. Отдельно посмотрел на старого Олеся. Тот моргнул слезящимися глазами, покивал головой. Можно, значит.

– Ну так вот, родичи. Слушайте, раз такое дело, – продолжил он, глядя на багряные угли костра. – Брали, значит, древние люди черную кровь земли, вытекающую из старых ран Сырой Матери, и толкли туда мелко серный камень. Разжигается этот состав долго, трудно, но, коль поджег, даже вода не в силах такой огонь погасить. Колдовской огонь получается. Попадет на дерево – дерево дотла сгорит. Попадет на человека – мясо до костей прожжет. Черный огонь – неугомонный. Теперь, выходит дело, пришла и для него пора…

– А много ли нужно толочь в кровь земли серного камня? – заинтересованно спросил я.

Права оказалась Сельга, знают волхвы секрет!

– Толки не скупясь, много будет – сам увидишь, – ответил Ратень.

* * *

Еще не один раз прошла по кругу полная чара. И Темная ночь, младшая сестра Бела-дня, нежно кутала Сырую Мать в свои черные покрывала. И рыжий огонь скакал в костре от избытка сил, веселился на дровяном пиру…

Почему сочится на поверхность кровь земли, спрашиваешь?

Давно это было. Однажды великан Святгора, настолько огромный, что сама Сырая Мать стонала, прогибалась под его шагами, настолько сильный, что удары его палицы дробили горы, прокладывая в них ущелья, разгневался на богов. «Я сильнее всех! Я никого не боюсь! Нет супротивника мне ни в Яви, ни в Нави, ни в подземном доме Кощея!» – кричал он в самое небо и брызгал слюной так, что пена падала в реки и выплескивала их выше берега.

Собрались боги на совет, думают, как усмирить буяна. Взял Перун-среброголовый свои самые острые громовые стрелы и начал кидать их сверху. Но могучий Святгора спрятался под свой каменный щит, что способен был накрыть целую реку от верхов до низов. И стрелы Перуна отскакивали от щита и втыкались в Сырую Мать, нанося ей страшные раны. А великан смеялся над богами из-под щита, изгалялся обидным словом и кидался в небо богатырским калом.

Тогда боги окончательно разъярились. И самый умный из богов, Семаргл, что думает сразу семью головами, придумал, что надо делать. Он послал на землю сладкоречивого Велеса, и тот уговорил Сырую Мать расступиться под великаном. Страшно закричал Святгора и провалился вниз, ниже Кощеевых владений. А земля обратно сомкнулась над его головой.

И страшный крик его, пройдя по горам, обернулся эхом. До сих пор бродит по ущельям эхо, отголосок великаньей обиды. И по сию пору через раны от Перуновых стрел сочится наверх густая, как масло, черная кровь Сырой Матери. А желчь великана тоже изливается на поверхность и застывает тут серным камнем. Мягким камнем, похожим на смолу деревьев, который может гореть. И не гаснет, и пахнет мерзко, ибо в нем живет страшная ярость Святгоры, навсегда пребывающего под землей. Так что если смешать земляную кровь с желчью великана, то опять они начинают бороться между собой. Никак нельзя потушить эту смесь, пока она сама не выгорит, закончил свой сказ Ратень.

Где-то рядом, словно подтверждая его слова, заухал филин, ночной охотник. Дозорные ели тут же прошелестели на его крик, прогоняя желтоглазого соглядатая черных сил подальше от священного места…

Привлеченный бранью, конунг Рагнар оглянулся на шум и, рассмотрев, рассмеялся усталым голосом, натруженным в застольных беседах.

Конечно же, Дюги Свирепый! Грянув о земляной пол пустую чару, допитую до последней капли, тот пошел было влево, но ноги понесли его в другую сторону. Потом он рванулся вперед, а вместо этого попятился, хлопая руками, как птица крыльями. Великое удивление появилось на его красном, как свекла, лице, когда он пошел задом против своей воли. Конунгу он напомнил краба, выброшенного волной на берег, который никак не может сообразить, куда двигаться и где искать воду.

Удивление Дюги, как обычно, тут же сменилось гневом. Жесткие гнедые волосы на голове встопорщились. Волосы бороды и усов давно уже слиплись от пива, там нечему было топорщиться.

Пятясь, Свирепый споткнулся о бочонок, обрушился спиной на пол и рассвирепел окончательно. Не в силах подняться, боролся руками и ногами с кем-то невидимым, барахтался, как перевернутый жук. Поливал проклятиями все подряд, шарил рукой у пояса, нащупывая рукоять меча.

Но кто найдется о трех головах, чтобы оставлять Дюги меч, когда тот берется за чару двумя руками? Рагнар позаботился об этом заранее, как заботился обо всем, такой удел конунга. Меч, щит и другая ратная снасть Дюги ждали в тихом месте, когда герой протрезвеет. Рагнар знал, воины говорили между собой, что их конунг не только силен, как медведь, но и подобен хитроумием сыну великана Фарбаути Локи-коварному, которого сами ассы долго терпели среди богов только за его находчивую изворотливость. Понятно, до тех пор терпели, пока Локи не погубил любимца ассов, сына Одина и всеведающей богини Фригг, Бальдрома-Доброго. За что наконец коварный был низвергнут в темный Утгард, за пределы мира. Ибо всякая изворотливость имеет свой предел терпением остальных.