Потому что люблю тебя - Евгения Перова

Оксана подошла, вся красная, робко поздоровалась и даже присела от почтения. Алымов, еле сдерживая смех, представил ее Асе, и Ксю залепетала, что она давно… всегда мечтала… много слышала…

– Ладно, девочки, вы тут пообщайтесь, а я пошел дедовы вещи собирать. И самого надо как-то увести – он уже принял слегка. Не забудь про Веру Павловну, хорошо?

Алымов ушел, Ксю совсем оцепенела, а Ася с невольной улыбкой ее разглядывала: действительно забавная. Такая непосредственная! Совсем юная… И хорошенькая. Так что же ей надо?

– Вы не видели, случайно, Веру Павловну? – спросила Ася у Ксю, оглядываясь по сторонам.

Та вдруг ожила:

– Видела! Видела! Пойдемте, я знаю, где она! Она курит. Ася… Ася Николаевна! Я так хотела вас увидеть. – Девушка быстро тараторила и все время забегала вперед, чтобы заглянуть Асе в глаза. – Просто мечтала! Потому что Сергей Олегович… он так вас любит! Он сказал, я слегка похожа на вас! Вам так не кажется? А я… Ой, я же влюбилась в него, как дура! Правда! Еще во время репетиций, а он так ловко меня… как это… ну, охладил. Типа: не каждый вас, как я, поймет, к беде неопытность ведет и всякое такое. А я на самом деле ужасно влюбчивая! Но вы не думайте, ничего такого не было! Мы даже на сцене не целуемся, только вид делаем! Правда-правда! У меня сейчас вообще роман с Лешей! Леша Скворцов! Вы видели, он в стриптизе подыгрывал? А смешно вышло, правда? Ой, а вы такая замечательная! Я ужасно вам завидую! Потому что Сергей Олегович… Он классный! А вам нравится мое имя? Это он придумал – Ксю! Здорово, правда?

Ася остановилась и придержала ее за руку:

– Скажи, тебе лет-то сколько?

– Мне? Двадцать один. То есть почти двадцать два, а что? Ну да, я инфантильная слишком, знаю. Все говорят. И Леша вот тоже… А что я могу поделать? Уродилась такая. Вечно я… И вас достала, да? Простите!

– Ты милая. Все хорошо, не волнуйся. – Ася поняла, что нелепо ревновать Алымова к такому ребенку.

– Да? Вы не сердитесь? Ура! Ой, вон Вера Павловна! – вдруг разглядела Ксю и громко закричала, да так, что народ оглянулся: – Вера Павловна! Мы вас ищем.

На квартире у Валентина Георгиевича собралось поначалу человек двадцать, но постепенно народ рассосался: кто уехал еще до Нового года, кто сразу после, так что к «шапочному разбору» остались только Вера Павловна да Сергей с Асей. У Аси шумело в голове – от волнения она слишком налегала на шампанское и сейчас чувствовала, что окружающая действительность как-то неустойчива и невнятна. Алымов только качал головой, поглядывая на Асю: наклюкалась, ты подумай! Вера Павловна, улучив момент, затащила Асю в соседнюю комнату:

– Асенька, у меня для тебя подарок!

– Да зачем вы, Вера Павловна! Не надо…

– Надо-надо! И не прекословь. – Вера была все в том же фиолетовом платье с турнюром, но без парика и грима. Она подала ей маленькую коробочку, Ася открыла и ахнула: это оказались затейливые серьги с фигурками амуров. Крошечный амурчик с заряженным луком сидел на тонком кольце, как на качелях, а на втором, внешнем кольце висели совсем уж миниатюрные колокольчики.

– Что за прелесть! А работа-то какая тонкая! И позы у них разные, надо же!

– Ты посмотри, посмотри, как сделано! Волосики, пальчики! И пипки даже есть!

– Ой, спасибо!

– Нравится? Я рада. Как увидела, сразу подумала – это Асе. Во Флоренции купила, на Понте Веккио.

– Очень нравятся. Они еще и звенят! – растроганно повторила Ася и неожиданно для себя самой выпалила: – Спасибо, мамочка!

У Веры вдруг дрогнуло лицо, рот жалобно скривился – сразу стало заметно, какая она старая.

– Что? Что ты сказала? – Слезы так и полились ручьями по ее щекам.

– Верочка, дорогая, не надо! Я сказала: «Мамочка!» Можно я буду вас так называть?

– Сережик… никогда… за всю жизнь… ни разу не назвал, – всхлипывала Вера.

– Да что ж вы хотите – он мальчик, а я – девочка.

– Моя девочка…

Они обнялись, Вера смущенно улыбнулась и поцеловала Асю в щеку:

– Спасибо, детка! Лучше подарка у меня за всю жизнь не было.

А потом Асю поймал за руку Дед – она убирала последние тарелки, а он вроде бы дремал на диване. Поймал, усадил рядом:

– Дай-ка хоть разгляжу тебя. Милая какая, славненькая! Как хорошо, что ты нашлась-то! А то без тебя мой охламон совсем от рук отбился! Все с какими-то бля… шалавами путался. А почему? А потому, что мы, мужики, большие трусы, чтоб ты знала. С шалавой-то проще. А ваш брат… ваша сестра… это ж дело такое… страшное. Ты вон какая – глазами смотришь… прямо в душу. Думаешь, старик напился? Не-ет, врешь! Меня так просто того… не возьмешь. Но вообще… сто пятьдесят лет… Семьдесят четыре, конечно, но тоже много! Не думал, что доживу, не думал. Эх… А, ладно! Дай-ка я тебя поцелую!

И поцеловал: сначала в одну щеку, потом в другую, и стал было нацеливаться в губы, но тут Сергей вынул Асю из дедовых объятий и строго сказал:

– Ну-ну, ишь, разошелся! Это моя женщина.

– А я что? Я ж по-отечески! Я ж… разве что…

И захрапел.

В машине Асю совсем развезло, и Алымов решил слегка ее прогулять – мороз небольшой, снежок.

– Какие прогулки, Ёж? Сколько времени-то? Уже утро или еще нет?

– Еще нет. Полтретьего, время детское. Дыши давай!

– Я дышу…

Но морозный воздух действовал: в голове прояснилось. Они дошли почти до Парка культуры, где все еще звучала музыка и взрывались петарды.

– Смешная эта твоя Ксю, – сказала вдруг Ася.

– И не говори. Такое счастье, что она на Лешу переключилась. А то я устал ее в рамочках держать.

– Какая тяжелая у него жизнь, вы подумайте! Юные красотки на шею бросаются, а он все недоволен.

– Ася, перестань. Ну что ты?

– Ёж, да я пошутила!

– Уж и не знаю. Вечно ты ревнуешь не по делу.

– Надеюсь, до дела не дойдет? А то смотри.

– Что это тебя вдруг разобрало?

– А это на меня твой стриптиз так подействовал! Правда, главного я так и не увидела…

– А то ты не видела. Да я тебе чуть не каждый вечер демонстрирую. Могу и под музыку, хочешь?

– Хочу.

– Договорились. Только не сегодня, ладно? А то я устал.

– Ну вот, так всегда. Чуть что – он устал! Ёж, а как ты этот номер придумал? Почему вдруг?

Он вздохнул:

– А это я себя ломал. Стеснялся очень, понимаешь? Хотел преодолеть.

– Ты? Стеснялся?

– Ася, вот что ты обо мне вообще думаешь? Я, по-твоему, кто? Я домашний мальчик, со строгой мамой вырос, а вовсе не… Казанова какой-нибудь. И не эксгибиционист. Конечно, стеснялся. Я тогда роль Чэнса Вейна репетировал. «Сладкоголосая птица юности» Тенесси Уильямса, знаешь? И режиссер хотел, чтобы я разделся на сцене. Совсем. Я слегка струхнул. А тут как раз капустник – думаю, надо перед своими, что ли, сначала попробовать. Ну, вот. А потом уже додумался обыгрывать позабавней. Но самое-то смешное, что спектакль так и не состоялся – я из антрепризы ушел из-за этой старой дуры, а она больше ни с кем играть не захотела. И развалилось все.