Великая разруха. Воспоминания основателя партии кадетов. 1916-1926 - Павел Долгоруков

Переполненные, черные от народу пароходы проходили мимо нас, направляясь в Крым. Некоторые пароходы тащили на буксире какие-то металлические плоские баржи, тоже переполненные. Разумеется, это было возможно только благодаря спокойному морю. Что бы было при норд-осте?

К нам целый день подплывают лодки с беглецами. К вечеру они рассказывают, что большевики уже в городе, что их лодки ими обстреливались. А может быть, это были бандиты или новороссийские друзья большевиков? Было послано несколько миноносцев, в их числе и русские, обстрелявших кого-то из пулеметов. Ружейные выстрелы, бывшие сначала одиночными, стали все чаще раздаваться.

В прибывающих лодках стали появляться убитые и раненые. Когда судовой врач у трапа констатировал смерть, то к ногам мертвеца привязывали гири и его сбрасывали в море. Вероятно, такие мертвецы с грузом на ногах, достигнув дна, стоя покачивались в воде. Одна переполненная лодка в сумятице опрокинулась. Мужчины и женщины барахтались и кричали. Им бросили круги, спустили лодки. Предполагали, что спасли всех, но количество ехавших было неизвестно.

Еще ночь переночевал на рейде. Я пользовался гостеприимством симпатичного, расторопного капитана в его роскошных гостиных. Бывал и в офицерской кают-компании. Ночью усилился ружейный и пулеметный обстрел вдоль черноморского побережья. Или большевики, или зеленые обстреливали, вероятно, отступающих по шоссе на Туапсе. Утром большевики начали обстреливать рейд. Прошел русский крейсер с Деникиным, в честь которого на «Вальдек-Руссо» выстраивали команду. Когда снаряды стали ложиться близ нас, снялся и «Вальдек-Руссо», взяв курс на Феодосию.

Злополучный Новороссийск стал скрываться из вида, заволакиваясь дымкой; мы покидали русский материк на приморском бульваре. Эта современная часть города тянется вдоль моря и состоит из прекрасных вилл, большей частью караимов, – Хаджи, Крым, Стамболи и других. Здесь же большая дача, бывшая Суворина, с чудным садом у моря. Старая часть небольшого городка с пристанью и старой крепостью имеет прелесть старины и от сохранившихся остатков турецкого владычества. Попадаются в раскопках и предметы древнегреческой бывшей здесь колонии. Из дома-музея Айвазовского картины были убраны.

Для меня Феодосия, куда я попал впервые, связана с воспоминаниями детства, так как в нашем подмосковном имении в церкви похоронен В.М. Долгоруков-Крымский, покоривший восточную часть Крыма, и в зале дома висели два огромных плана-картины взятия им Феодосии и Керчи и турецкого флота. На дворе же стояли подаренные ему Екатериной II пушки с серебряными надписями, отбитые у турок в этих сражениях.

К западу от Феодосии начинаются скалистые годы Крымского хребта с чудными дачными местами – Коктебель, Судак и другими.

На вилле же Крыма поместилась с полковником во главе французская военная миссия, с очень милыми молодыми офицерами, с которыми я очень дружил. На соседней площадке ежедневно происходили оживленные футбольные состязания между французскими и английскими моряками.

Наступил апрель, все было в цвету. Я прожил в тихой Феодосии с комфортом и в полном отдыхе, что после Новороссийска и перед Севастополем было очень приятно и полезно.

Вблизи было маленькое кладбище при церкви под сенью кипарисов. На нем были свежие могилы молодых знакомых москвичей, чуть не мальчиков, гр. Пушкина и Тучкова, погибших в славных боях при защите Крыма от большевиков Слащевым. Тут же в тифозном госпитале Красного Креста лежал в бреду мой племянник, доброволец-солдат Ахтырского полка.

Деникин с остатками своего штаба занял гостиницу против вокзала. Он не выходил из нее. Он не захотел своей властью назначить себе преемника, а предоставил это сделать собравшимся в Севастополе высшим чинам командования, которые и выбрали главнокомандующим Врангеля, находившегося тогда в Константинополе и немедленно прибывшего в Севастополь. Деникин скромно, как всегда, почти незаметно сел на английский миноносец и уехал с начальником штаба генералом Романовским в Константинополь. При прощании многие из штабных плакали.

Так перевернулась страница и окончилась глава истории белой борьбы, и началась новая глава – врангелевский период.

Генерал Романовский, очень нелюбимый в армии, был убит в передней русского посольства в Константинополе. Странное явление: насколько главнокомандующие были любимы армией и пользовались огромным авторитетом, настолько же не любили их начальников штаба. С одной стороны – великий князь Николай Николаевич, Деникин, Врангель, с другой стороны – генералы Янушкевич, Романовский, Шатилов…

Сразу прибывшее в маленькую Феодосию большое количество войск из Новороссийска и все продолжавшие прибывать с черноморского побережья разрозненные части или, скорее, банды солдат оказали свое действие, и скоро началась нехватка провианта, а также начались грабежи и бесчинства. После новороссийского погрома солдаты прибывали в лохмотьях, без обозов, часто без оружия. Это было не войско, а военный сброд, который внушал опасение в настоящем и мало обещал хорошего в будущем.

Собралась городская дума для обсуждения положения дел. На это собрание был приглашен и я с некоторыми общественными деятелями. Было принято спроектированное мной обращение к генералу Врангелю, в котором изображалось угрожающее положение города и намечался ряд необходимых мероприятий.

В то же время с кавказского побережья начали прибывать кавалерийские солдаты, преимущественно казаки, не только с оружием, но даже и с лошадьми.

В скором времени продвижение воинских чинов в места формирования частей, как по железной дороге, так и по шоссе, урегулировалось и произошло, как я классифицирую, чудо № 1 генерала Врангеля – быстрое превращение деморализованных, разрозненных, неодетых и невооруженных банд в регулярное войско, о чем я буду говорить впоследствии.

Кроме думского заседания, был я еще на двух заседаниях маленькой местной кадетской группы; этим и ограничилась здесь моя общественная деятельность, и отдых мой был полный.

Отдыхом и развлечением была и поездка в Сочи за беженцами. Пасха была поздняя, 1 мая. В самом конце апреля французская миссия получила из Севастополя распоряжение отправить судно в Сочи для эвакуирования оттуда беженцев в Ялту. На небольшом военном транспорте из миссии был командирован лейтенант. Так как в Сочи находился мой брат с семьей, которому пора было эвакуироваться, то я попросился поехать. Полковник очень обрадовался, так как я мог быть полезен в качестве помощника, советчика и переводчика при молодом лейтенанте. Погода была чудная. Мы ехали вдвоем на пароходе, как на своей яхте, и после обеда стреляли в кувыркающихся дельфинов. Под утро 1 мая мы подъехали к Сочи и, не зная наверно, в чьих руках город, из предосторожности остановились поодаль. Утром подъехала комендантская лодка, и мы с лейтенантом поехали на ней к городу. Сделав распоряжение о погрузке беженцев, мы гуляли по городу и зашли на дачу, где жил брат. Оказывается, он накануне выехал в Ялту на английском судне. Потом мы пошли в гостиницу «Ривьера» к генералу Шкуро, который стал во главе войск, отступающих по кавказскому побережью. С севера по шоссе беспрерывно шли конные и пешие группы солдат. Туапсе уже был в руках большевиков, и все побережье, очевидно, агонизировало.