Писатель - Александр Молчанов

Лупоглазый старался не слушать ее, но не слушать не получалось, и он начал злиться.

– Ты думаешь, ты придумал славный план? Идиот, ты не будешь бессмертным, это не сработает. Если бы это было так просто, все люди делали бы это. Но никто этого не делает. Потому что это не сработает. Ты безумен, ты сумасшедший. Ты обманываешь сам себя. И делаешь это ты потому, что ужасно, ужасно боишься смерти. Ты и убиваешь потому, что боишься смерти. Момент убийства делает тебя более живым, чем тот человек, которого ты убиваешь. Глупый, слабый, трусливый Лупоглазый.

– Замолчи, – прошипел он, – ты, мертвая девочка.

– Да, – захохотала она, – я мертвая девочка, ты меня убил и сжег, облив бензином. Но именно поэтому ты не можешь убить меня еще раз. Я буду жить до тех пор, пока будешь жить ты. И ты умрешь точно так же, как я. Тебя обольют бензином и сожгут. Ты будешь умирать, корчась от боли, которая будет повсюду. Но в смерти ты не найдешь спасения. Как только ты умрешь, придут твои мертвецы. И я приду вместе с ними. И я тоже буду есть твое жареное мясо, до тех пор, пока…

– Пока от меня не останутся одни кости, – пробормотал Лупоглазый, – очень милая картина, продолжай. Только определись сначала, что ты собираешься со мной сделать – похоронить или сжечь.

– А что это мы сегодня такие смелые? – спросила девочка. – У тебя что, опять появился какой-нибудь Гениальный план? Что-то типа твоего плана стать бессмертным? Такой же идиотский и невыполнимый? Давай, расскажи мне.

– То, что ты не можешь увидеть этот план, хотя ты лишь плод моего воображения, внушает мне некоторую надежду, – удовлетворенно сказал Лупоглазый, – видимо, я могу создавать изолированные участки в своем сознании, куда тебе нет хода.

– Что ты там бормочешь? – недовольно сказала девочка.

– Отвечаю на твой вопрос, – сказал Лупоглазый, – если это так, и я могу создать участок в сознании, куда тебе нет входа, это значит, что я смогу создать участок, из которого тебе нет выхода. Понимаешь, к чему я клоню?

– Не очень, – неуверенно сказала девочка.

– Я создам что-то вроде ментальной тюрьмы, в которой ты будешь заперта вместе со всеми твоими обвинениями и частушками. Ты можешь там петь сколько хочешь, никто тебя не услышит.

– Это невозможно, – уверенно сказала она. Слишком уверенно.

– Если это невозможно, значит, тебе нечего бояться, и ты будешь продолжать услаждать мой слух своим мелодичным пением и увлекательными рассказами о моем ближайшем будущем. Но мы это очень скоро узнаем. Точнее, мы это узнаем прямо сейчас. Мы уже пришли.

Лупоглазый и Рыжая девочка вышли с территории кладбища, миновав калитку с наполовину оторванной дверцей. И остановились перед одноэтажным деревянным домом. Когда-то этот дом был покрашен веселой синей краской, но от солнца и дождя эта краска облупилась, и от этого весь дом выглядел как будто покрытый чешуей.

Андрей зашел в кабинет Новикова, держа в руках план номера. Ситуация была критическая. Делать номер было не из чего. Журналисты новых материалов не заявляли, а то, что было заявлено, не сдавали. Даже Леха Чижаков смог выдавить из себя только две короткие заметки, кое-как состряпанные из приговоров городского суда по мелким уголовным делам.

– А ты как думал? – с каким-то даже удовлетворением сказал Новиков. – Зачем нужно было провоцировать Рафаилова? Он, между прочим, в каждый номер сдавал по две полосы. Где теперь взять эти две полосы?

Андрей не знал, что сказать. Самое интересное, что Новиков, похоже, сам верил в то, что это из-за Андрея Рафаилов сбежал к конкурентам. Спорить с ним было бесполезно.

– Я поищу в Интернете, что можно было бы поставить в номер, – сказал Андрей, – сделаем подборку дайджестов.

– Интернет, – поморщился Новиков, – как-то это неспортивно. Думаешь, если у тебя есть Интернет, его нет у наших конкурентов? Ты можешь посмотреть в Интернете – они тоже могут посмотреть в Интернете.

– Так что мне делать?

Новиков помолчал несколько секунд, потом кивнул.

– Посмотри в Интернете. Будем делать дайджест.

Андрей встал, и в этот момент Новиков заметил феньку на руке у Андрея. Он посмотрел на руку Андрея так, как будто увидел ядовитую змею. Андрей перехватил его взгляд и увидел, как меняется лицо шефа, как на нем отражается бурная и быстрая работа мысли. Новиков сопоставлял факты и делал выводы. Андрею хотелось закричать, остановить Новикова, чтобы он не думал, не понимал. Но было поздно. Новиков думал, и Новиков понял. Его лицо стало багровым, а потом пунцовым. Он выпустил воздух изо рта, сложив губы трубочкой.

– Вот ты, значит, как, Андрюха, – сказал он, – мы тебя, можно сказать, на помойке подобрали, вытащили из задницы, в которую ты сам себя загнал, а ты мне такие подляны подкладываешь.

– Я все объясню, – сказал Андрей.

– Только попробуй, – с ненавистью сказал Новиков, – никаких мне твоих объяснений не нужно, и ничего мы с тобой обсуждать не будем. Я вообще больше с тобой разговаривать не хочу. Понял?

– Понял, – кивнул Андрей. – Я уволен? Могу идти в «Зеркало»?

– Да, Рафаилов там тебя ждет не дождется.

– Рафаилов ушел не из-за меня, а из-за вас.

– Поговори еще у меня.

– Так мне идти или что?

– Стой, – остановил его Новиков, – вот мы что сделаем. Замом ты больше не будешь.

– Кто бы сомневался…

– Ты будешь специальным корреспондентом. В редакции сидеть не обязательно, будешь ходить по спецзаданиям и делать материалы особой важности. Отчитываться будешь передо мной. На планерки тоже ходить не нужно. Мы тебя выведем из состава редакции. Андестенд?

– Так точно, – с тоской ответил Андрей, понимая, что райской жизни эта идея не обещает.

– Будешь специальный корреспондент при главном редакторе. Прямо как у нас было в «МК»…

Новиков затянул свою старую песню. В конце восьмидесятых он очень недолгое время то ли работал, то ли стажировался в «МК», и это время стало для него неиссякаемым источником мемуаров на тему «как хорошо все было устроено в «МК», надо бы и нам так же сделать». Бесполезно было ему объяснять, что загибающаяся провинциальная газетенка – это не совсем то же самое, что мощное, богатое и популярное столичное издание.

А Новиков уже по уши влюбился в свою новую идею, поскольку она позволяла ему почувствовать себя Настоящим Главным Редактором. Ему нравилось, как это звучит – специальный корреспондент при главном редакторе. И он уже предвкушал, как он расскажет об этом на планерке остаткам своего потрепанного коллектива. И он уже забыл о смертельной обиде, которую ему нанес Андрей. Пока забыл. Конечно, потом он об этом вспомнит. А если забудет – найдется кто-то, кто ему напомнит.

– Чувак, это рекорд, – с оттенком уважения сказал Леха Чижаков, – ты продержался в должности зама Новикова два дня.