Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700 - Михаил Михайлович Богословский

чем пространее возместим, когда будем сами». Собственноручно Петр к этому приписал: «У васъ пажары велики, i тужелшикоѳъ мъного; а у насъ болше пажары вашева да тужить некому. Piter. Съ Таганрогу, сентебря въ 3 д. 1699»[200]. 4 сентября, в понедельник, Петр вместе с Ф. А. Головиным выехал из Таганрога в Азов. По наблюдениям Крюйса, он был очень доволен морским походом в Керчь, «сею краткою и скорою экспедицею, с которою сильная печать Карловицского мира пришла»[201]. В Азове Петр только переночевал и 5 сентября выехал отсюда в Воронеж, куда прибыл 14 сентября. Здесь за время его отсутствия было спущено 14 кумпанских судов[202]. В Воронеже он оставался до 24-го; в этот день отправился в Москву, куда прибыл 27 сентября[203].

В Москве царя уже ожидали: шведское посольство, приехавшее два месяца тому назад — 26 июля[204], и посланник польского короля, генерал Карлович, прибывший накануне возвращения Петра — 26 сентября. Шведские гости явились в Москву по случаю вступления на престол нового короля для подтверждения вечного мира со Швецией по Кардисскому договору 1661 г. Генерал-майор Карлович прибыл с полномочием заключить с Петром союз против Швеции и с поручением побуждать царя к скорейшему активному вооруженному выступлению против шведов. В Москве же находился датский посланник Гейнс, ожидавший формального закрепления того союзного договора против Швеции, который фактически был им заключен с царем в Воронеже 21 апреля. Предстояла сложная дипломатическая игра: подтверждение вечного мира со Швецией и в то же время заключение наступательного союза против Швеции. Постараемся проследить ее во всех перипетиях. Начнем с приезда шведского посольства.

К концу 1698 г., когда уже начаты были переговоры с датским посланником о союзе, в Москве была получена грамота Карла XII о намерении его прислать посольство для подтверждения прежних договоров. Как ни неприятно было это известие, послов надобно было принимать. В начале декабря 1698 г. было предписано новгородскому и псковскому воеводам отправить за шведский рубеж агентов разузнавать о посольстве: кто назначен послами, о приезде посольства в Ригу, Ревель или Нарву; как только посольство появилось бы в том или другом из этих городов, воеводы должны были немедленно дать знать о нем в Москву. Посольство, однако, не появлялось, и вестей о нем не было, а между тем Петр, прогостив в Москве Святки и мясоед до Масленицы, в феврале собирался в Воронеж. 30 декабря 1698 г. шведскому резиденту Книпперу сказано было в Посольском приказе, чтобы он писал королю немедленно, чтобы послы прибыли к Москве крайним сроком до Сырной недели, потому что с Сырной недели государь уезжает. Такой же указ был ему объявлен Е. И. Украинцевым вторично 4 января 1699 г. Тогда же составлена была на грамоту Карла XII ответная грамота, доложенная Петру 5 января[205] и помеченная 6-м, с притворным выражением радости по поводу предстоящего при-ря жалованья поденного корму вместо съестных поденных еств и питья с пришествия своего государского к Москве нынешнего двести осмого году сентября с двадцать седмаго числа впредь до его в. государя указу (Арх. Мин. ин. дел. Дела шведские 1699 г., № 2, л. 409).

бытия послов и с указанием, что фактору шведского короля Томасу Книпперу о времени желательного приезда их в Москву объявлено, о чем он королевскому величеству пространнее донесет[206]. К указанному сроку послы, однако, не прибыли. Только в начале апреля 1699 г. они показались в Нарве. Послами были назначены «дворовый канцлер» барон Яган Бергенгельм, ландсгёвдинг барон Андерс Линденгельм, асессор Самуил Гетте. 25 апреля 1699 г. Книппер явился в Посольском приказе и словесно объявил, что шведские послы пришли в Ругодив (Нарву), тому уже четвертая неделя, а оттуда пойдут, не замедлив, к Новгороду и к Москве, и просил сделать необходимые приготовления к их приему. Но послы не торопились, и с приезда их в Нарву еще почти два месяца прошло до появления их на русском рубеже, где они были встречены 28 мая. Оттуда они отправились в Новгород, до которого ехали еще две недели; проведя в Новгороде три дня, с 12 по 15 июня, они оттуда тронулись в путь в Москву[207].

Перевоз посольства в таком значительном личном составе — свита послов простиралась до 150 человек — был делом хлопотливым для центральной московской администрации и для местных уездных воеводских управлений и ложился весьма тяжелым бременем на население городов и уездов, прилегавших и даже не прилегавших к пути его следования. От Новгорода до Твери посольство ехало на новгородских подводах; от Твери до Москвы — на подводах, собранных четырьмя городами с их уездами: Тверью, Торжком, Кашином и Угличем. Требовалось 450 подвод, которые предписывалось собрать «в городех с посадов и с уездов воеводам по писцовым и по переписным книгам с дворового числа по поверстке, чтоб город перед городом ни в чем изобижен не был и лишние б тягости никому отнюдь не было». Эта разверстка вызывала споры и недоразумения, челобитья и жалобы, и между Москвою и воеводами названных городов шла по этому поводу оживленная переписка. К послам с момента появления их на рубеже был приставлен «дорожный пристав» дворянин Григорий Бестужев с переводчиком Вилимом Абрамовым и подьячим Тихоном Зелениным. На обязанности пристава лежало распоряжаться перевозкой и остановками посольства; вместе с тем ему предписывалось наблюдать, «чтоб в дороге от посольских людей никому обиды и грабежу не было и ничего б даром не имали». О всех своих разговорах с послами пристав должен был доносить в Москву[208].

28 июня послы приехали в Торжок. Если ранее, зимой, в Москве торопили приезд посольства, то теперь, наоборот, потому ли, что не все еще было готово к приему, или по другим каким-либо соображениям, слишком скорый их приезд был нежелателен, и приставу шлют с подьячим из Посольского приказа предписание ехать с послами «мешкотно», «отнюдь не спешно», «на станах помешкивать» и, приехав в Клин, из Клина на последний «подхожий» стан под Москвою в село Никольское без особого государева указа не ходить. Пристав с подьячим доносили с дороги, что 30 июня послы пришли из Торжка в Тверь, что «дорогою идучи даром ничего не имывали» и что дальнейший путь будет сделан медленно. С самого Новгорода до прибытия в Торжок послы с приставом ни о чем не разговаривали, только в Торжке 29 июня, призвав к себе на постоялый двор пристава с переводчиком, «свейские послы говорили нам, холопем твоим, „в разговоре“, как доносил пристав, „что идут они к тебе, великому государю… к Москве дорогою,