Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700 - Михаил Михайлович Богословский

«Крепость» 138 человек экипажа и 72 человека посольского состава, следовательно, 210 человек. Пристав выразил неудовольствие росписью, в которой значился не только посольский состав, но моряки и солдаты, потребовал ее переписки, говорил: «…для чего де в росписи, какову они, посланники, ему, приставу, дали, капитан и солдаты, и матросы написаны, они-де люди не посольские, но служилые, и соединять их с посольскими людьми не доведется, и чтоб они, посланники, велели тое роспись переписать н написать только одних посольских людей». Это была, конечно, пустая придирка, объясняемая желанием турок цепляться за каждый предлог, чтобы задержать отплытие посольского корабля в Константинополь. Посланники сказали, что той росписи переписывать им не для чего; «капитан и солдаты в той росписи написаны для того, чтобы ведомо было, сколько человек и каких чинов люди с ними, посланники, на его, великого государя, корабле». Пристав говорил также с посланниками о курсе, которого следует держаться на пути в Константинополь, «чтоб, идучи от Керчи, заехать им, посланникам, с ним, приставом, на кораблях для пресной воды и всяких живностей в крымские городы: в Кафу (Феодосию) и в Балаклаву». Посланники дали категорически отрицательный ответ: «В те городы заезжать им не для чего, вода пресная и живность у них, посланников, есть, только в том будет им напрасное медление, а, вышед из гирла, пойдут они Черным морем по компасу, не занимая тех городов, настоящим путем».

Вечером 21 августа с царского, адмиральского и вице-адмиральского кораблей были «пусканы ракеты не по большому»[183].

Ни 22, ни 23 августа пристав на посольском корабле опять не появлялся, так что посланники принуждены были 23-го отправить за ним дворянина Гура Украинцева с подьячим и толмачом. Пристав с посланными, однако, не поехал, отговариваясь непогодою, которая действительно в тот день была «зело велика». Тогда посланники отправили к нему и к обоим пашам вновь того же дворянина Гура Украинцева и велели говорить, что ветер с севера для их похода самый благоприятный и чтобы пристав немедленно переезжал к ним на корабль. Если с ними на корабле ехать не хочет, пусть едет на своем корабле, а к ним бы прислал вожей (лоцманов); если же и на особом своем корабле с ними не поедет и вожей к ним не пришлет, то они, с помощью Божией, пойдут в Черное море к Царьграду одни, только не было бы ему за это от султана какого гнева. Если паши и пристав имеют опасение от царского каравана, то пусть отправят с посланниками для провожания один из своих кораблей, а остальные пусть остаются под Керчью. Царский караван стоит только за противной погодой; как только погода переменится, пойдет от Керчи к Таганрогу. Паши и пристав Гуру Украинцеву сказали, что от царского каравана «никакого опасения не имеют» и сами видят, что он стоит «за противным ветром». А хотя погода с севера для их, посланничьего, путешествия и благополучная, только вельми великая, и такою великою погодою в Черное море выйти отнюдь невозможно, потому что на некотором расстоянии от Керчи на их пути лежит в воде камень, обойти его негде, пройти же надо, зная то место, чтобы корабля не повредить. Если посланники, не послушав их, все же в такую неспособную погоду пойдут и если что над кораблем их и над ними самими учинится, на них бы не пенять и пусть дадут им в том «письмо», т. е. письменное удостоверение о том, что они об опасности пути были предупреждены. Этот подводный камень был также только одним из средств задерживать посланников. Украинцев приказал капитану Памбургу послать штурмана осмотреть камень. Штурман Христиан Отто, вернувшись, сказал, «что в том месте на пути, которым им итти… никакого камня в воде нет, а вышел из горы мыс и лежит в воде невидимо и обойтить тот мыс мочно»[184].

Капычи-баша все же приехал в этот день к посланникам. Так как весь запас средств для задержания их до подводного камня включительно был без успеха исчерпан, он начал опять повторять свои аргументы сначала, опять стал говорить, чтобы они, посланники, ехали сухим путем, что по Черному морю с последних чисел августа «на кораблях не ходят и ходить страшно» и, очевидно, для вящего убеждения посланников ехать сухим путем показывал им роспись станам по сухому пути от Керчи до Царьграда: росписано всего 25 станов, от стана до стана по 3, по 4 и по 6 часов езды. Посланники резко возразили, что отъезд их по желанию пашей и пристава был отсрочен на три или четыре дня, те дни давно уже истекли, «и то стала их неправда». О сухом пути ему и говорить было не для чего, потому что то уже отложено; чтоб он объявил им самую правду, едет ли он с ними на их корабле и, если не едет, пришлет ли вожей. Тогда пристав, уступая, сказал, что, «конечно, он и с рухлядью своею, как погода утихнет, к ним, посланникам, на корабль будет, и никакого б сумнительства в том они, посланники, не имели; а в провожатых с ними пойдут только четыре их корабля, а каторги останутся для запасов»[185].

Обо всех этих переговорах, грозивших вследствие повторения одних и тех же аргументов затянуться, доводилось, конечно, до сведения Петра, и, надо думать, от него рано утром 24 августа на посольский корабль был послан Ф. М. Апраксин с энергичным приказанием, чтобы посол просился ехать, так как данные туркам три дня отсрочки для починки кораблей уже прошли; чтобы пристав ехал с послом на русском корабле, а если не поедет, послу его не ждать и отправиться одному[186]. Русская эскадра собиралась на следующий день покинуть керченские воды, и это был последний приказ Петра I Украинцеву[187].

25 августа пристав привез к посланникам вожа — грека, «ка-финского (феодосийского) жителя Георгия, прозванием Бабу», и пригласил их подойти с кораблем к керченской пристани; впереди корабля для указывания пути пойдут две турецкие галеры. Действительно, вскоре к «Крепости» подошли две галеры и стали перед ней. Остальной турецкий флот также снялся с якорей и двинулся к Керчи. Когда он проходил мимо посольского корабля, произведены были взаимные пушечные салюты; с адмиральской галеры Гасан-паши раздавалась музыка: «били по литаврам и по накрам, и играла их музыка». В полдень «Крепость» двинулась за двумя турецкими галерами, но к пристани не подошла, а остановилась все же на значительном расстоянии от Керчи[188]. В письме к царю 26 августа Украинцев описывает