XX век как жизнь. Воспоминания - Александр Бовин

Для особо любознательных укажу первоисточник вариаций на тему, заданную 948 бутылками. Оным является: Н. Щедрин (М. Е. Салтыков). ПСС. Л., 1934. Т. IX. С. 222–223.

Заметки тех дней находятся в тетради с выписками из читаемых книг. Иногда комментирую прочитанное. Например:

Э. Хемингуэй. «По ком звонит колокол». Один из героев, Роберт Джордан, так передает взгляды коммунистов: «Если что-либо справедливо по существу, ложь не должна иметь значения. Но лгать приходилось очень много. Первое время он не любил лгать. Ему было противно. Но потом он привык, и ему даже понравилось. От этого еще сильнее чувствуешь, что ты не посторонний, но это очень опасная привычка».

Комментирую: «Сейчас эта „привычка“, привычка лгать, стала узаконенной основой пропаганды».

Жан Баби. «Критика снизу. Французская коммунистическая партия между прошлым и будущим», «…в ФКП запрещаются всякая легкость и непринужденность. Шутки, юмор, веселость, которые естественным образом рождаются из общения между людьми и делают его более теплым, стали признаками недостаточной сознательности, ибо они говорят о независимости мысли, а это заведомо считается подозрительным».

Комментирую: «В точку! Все носят серьезные лица. Веселье в подполье».

Э. Герштейн. «Судьба Лермонтова». Выписываю по-французски: une democratic de mediocrite («демократия посредственности»). И добавляю: la dictature de mediocrite («диктатура посредственности») похуже будет.

И еще две записи.

«Разговор с Петренко о цинизме как форме сохранения личности (предохранения оной от шизофрении) в условиях разрыва между идеалами и действительностью».

«Разговоры о демократии. Все — за. Кто же против? Те, кто обладает реальной властью».

1965 год начался поездкой во Вьетнам. Делегацию возглавлял председатель Совета министров СССР А. Н. Косыгин. Его сопровождали Андропов и несколько высокопоставленных чинов из правительства. Задача: предметное обсуждение возможностей политического, экономического и военно-технического сотрудничества. В Ханой прилетели 6 февраля. Принимали по всем правилам восточного гостеприимства. Конечно же в Ханое влияние Пекина перетягивало влияние Москвы. Но вьетнамцам нужна была наша помощь, и они искусно лавировали между Севером и Востоком.

Всепоглощающей проблемой для вьетнамских товарищей было объединение страны, то есть распространение власти Ханоя на юг страны. Или, если угодно, захват Южного Вьетнама. Поскольку там господствовали американцы, Америка неизбежно оказалась бы втянутой в военные действия. Это ставило Советский Союз в сложное положение. Повторения корейского варианта не хотелось, а другой вариант (победа Северного Вьетнама) в Москве не просматривался.

Обстановка резко обострилась как раз в те дни, когда Косыгин находился в Ханое. В ответ на активизацию вьетнамцев президент США Джонсон приказал подвергнуть бомбардировке город Донг-Хой, расположенный на территории ДРВ. Хорошо помню ночные улицы Ханоя, заполненные протестующими вьетнамцами.

Помню и переговоры. Косыгин стремился как-то остудить вьетнамских руководителей, подчеркивал желательность мирных средств борьбы за объединение Вьетнама. Один из главных аргументов: если война, значит, смерть и разрушение, значит, новые страдания людей, которые и так уж вдосталь настрадались. Вьетнамцы слушали внимательно.

Я сидел где-то у стенки и тоже внимательно слушал. И смотрел. Смотрел на вьетнамскую команду и нашу. Наша — это чиновники, выросшие в коридорах власти, в лабиринтах аппарата. Их команда — бывшие подпольщики, бывшие политкаторжане, выросшие на военных тропах. И они не могут понять друг друга. Не могут, потому что по-разному, очень по-разному оценивают и жизнь человеческую, и боль, и страдания. То, что нам казалось иррациональным, бессмысленным, безнадежным, для них было наполнено смыслом и надеждой. Какое еще нужно ratio, если есть воля к победе?!

Из Ханоя Косыгин полетел в Пекин. Как я понимаю, у премьера (не у Андропова!) была все-таки надежда сгладить острые углы, нарастить взаимопонимание, вернуться в Москву с победой. Не получилось. Китайцы, как и мы в «молодости», были самодостаточны и непробиваемы. Их не смущала полемика. Они ничего не хотели координировать.