Фридрих Барбаросса - Юлия Андреева

Ну, поздоровались они, со своей стороны витиеватые речи длинные-предлинные уготовили, мы им тем же самым, высокой, стало быть, латынью, профессорами да магистрами Болоньи писанные. Напряжение не исчезает, по всему телу предательские мурашки. Почему так? По уму, я должен ликовать, добрался наконец-то и сразу же его святейшество уважил — врага изловил. Стало быть, я молодец и меня сейчас поблагодарят.

И вот она — историческая встреча, я стою у своего походного, битого дождями, ни один раз горевшего, латаного-перелатаного шатра, а рядом со мной шикарное кресло — не кресло, трон красным шелком обит, ясное дело, для дорогого гостя, и папа на прекрасном жеребце соловой масти шагах в десяти от меня. Он глазеет и я глазею. Он выжидает, и я делаю вид, будто бы ничегошеньки не понимаю. Будто не в курсе, чего папа ждет. Что я возьму его лошадь под уздцы и проведу ее несколько шагов, после чего придержу стремя и помогу его святейшеству слезть с коня.

Ждет. Не дождется! И что за моду взяли, будущего императора в конюхи рядить? Сегодня ему стремя держи, завтра — ночную вазу выноси. Не желаю!

А папа молчит, видно, опешил, бедняга, не знает чего ожидать, а что, коли дикий немец вдруг рубить его прикажет? Несколько кардиналов, похоже, пришли к тому же выводу, ибо прыснули вдруг алыми каплями в разные стороны.

Наконец Адриан, медленно спешился и занял приготовленное для него кресло. Ага, первая победа за мной, я оправил пояс, для чего-то пригладил волосы под идеально сидящей железной короной, после чего подошел к его святейшеству, опустился на колени, по обычаю облобызал сафьяновую туфлю с крестом, затем попросил подарить и мне поцелуй мира.

Загвоздка, папа уперся рогом, не желает меня целовать, пока я не исполню традиционную шталмейстерскую услугу, которую все короли, желающие сделаться императорами, всем прежним папам оказывали. Дался мне его поцелуй?! Другое дело, что если без него нельзя… Получается, что ничего-то я своим упрямством не выиграл, только хуже сделал.

В результате первый день прошел в спорах, кому следует уступить. Кому-кому, одно из двух, либо уйти с гордо поднятой головой, на которую никогда не будет уже имперской короны, или покориться и получить то, за чем приехал. Ой, как же не хочется, а пришлось. Гордость гордостью, а дело делом. Ибо что подумают обо мне мои же люди, если я ни с чем вернусь?

В общем, сделали так, на следующий день, мы с Адрианом отправились на конную прогулку по берегу озера, покатались, даже чуток посоревновались кто быстрее. Папа даром что англичанин — наездник не хуже наших. А когда в лагерь вернулись, я пришпорил своего Ветерка, первым достиг шатра и, спешившись, как ни в чем не бывало, пошел папу римского встречать. Он молниеносно сообразил, что к чему, остановился на положенном расстоянии, дождался, гнида, когда я возьму его конька за уздцы и проведу его малость. Только расслабился, нос свой длинный к небу задрал, я хвать за стремя, папа чуть с коня не свалился, но я это ему не позволил, мало ли что люди опосля скажут. Помог спешиться, после чего вот уж счастье, подарил-таки поцелуй мира. Век бы мне с мужиками не целоваться!

Дальше разговоры пошли более интересные, потому как Адриан перешел к конкретике. Мысленно я пометил для себя три основных пункта, интересовавших его святейшество:

1. Необходимо поучить уму-разуму римлян, дабы неповадно было восставать, и собственного епископа из города гнать. — Принято, будет исполнено, причем с нашим полным согласием, а то распустились тут.

2. Обеспечить папе и его свите возвращение в Рим. — Без проблем, ибо где еще быть римскому епископу и где мне короноваться, как не в центре мира. Сделаем.

3. Поход на Сицилийское королевство. — Ну, это уже немного погодя и в другом статусе.

На третий день пребывания Адриана в лагере новые гости заявились, представители «Сената и римского народа». Вообразили, будто бы я — будущий император — поддержу республику? Интересно, они не только папу из города турнули, а еще и до его винных погребов добрались? Ибо это же надо додуматься?! Притащили три пергамента с изложением «древних обычаев и новых установлений», которые, по их мнению, я должен был тут же принять. Кроме этого, уплатить смутьянам и нарушителям порядка 5000 фунтов серебра, за что они немедленно коронуют меня императорской короной! И сделают первым гражданином города!

— Что?! Я должен получить от вас корону и права гражданина?! С каких это пор народ дает законы государю, а не государь народу? Вы требуете подтверждения ваших законов и прав? А от кого вы имеете их, как не от германских императоров? Оттон Великий овладел Римом благодаря доблести своих воинов, так поступим и мы. Еще не ослабела наша рука. Пусть вырвет, кто может, дубину из руки Геракла!

Присутствующий тут же Эберхард после уверял, что от моего громового крика у папы чуть удар не случился.

Впрочем, немного успокоившись, я позволил гостям благополучно покинуть лагерь, а папа тут же заверил меня, что сам в силах устроить мне тайную коронацию, так что бунтовщики до поры до времени и не прознают о произошедшем.

Тайную, явную — возможно, для какого-то другого, более самолюбивого монарха, это и имело бы значение, лично для меня роль играл сам факт законного обладания короной Империи, со всеми прилагающимися к ней правами.

Семнадцатого июня мы подошли к Монте-Марио и встали лагерем недалеко от стен Рима. Изначально Адриан планировал провести коронацию в воскресенье, 19 июня, что в большей степени отвечало значимости события, но римляне — тоже не дураки, поди, сообразили, что мы полезем именно в воскресенье, тут же удвоив стражу, а с субботнего вечера и утроили бы. Поэтому я принял единственное в таких случаях правильное решение короноваться на день раньше.

Глубокой ночью с пятницы на субботу канцлер Ролан, тот самый, кому не стоило доверять, провел передовой отряд, состоявший из самых верных и преданных мне людей, через маленькие ворота. Разумеется, основные силы оставались ждать у стен Вечного города, отвлекая внимание доблестной стражи. Так немцы оказались в папской части города. Ролан, за которым все это время присматривал Виттельсбах, кивнул ему на собор Святого Петра, и тут же крадучись один за другим ребята поднялись по ступеням собора, быстро заняв здание и таким образом овладев ситуацией в целом.

А на рассвете мы с Адрианом, его и моей свитой выехали из Монте-Марио и тем же маршрутом достигли цели. Добравшись до площади, за которой белели стены собора Святого Петра, его святейшество вдруг ни с того ни с сего пришпорил своего скакуна и вихрем пронесся через площадь, остановившись только на ступенях, где скромно спешился и с видом «уже час как терпеливо жду» протянул ко мне руки. Точь-в-точь повторил мой маневр в лагере!

Тут же прибывшие в папой кардиналы проводили меня в церковь Санта-Мария, где я произнес торжественную присягу: «Обещаю и клянусь перед Богом и Святым Петром быть с Божьей помощью достойным покровителем и защитником римской церкви во всех ее делах». Никакой мессы, никакой музыки или молитв. Строго, по-деловому следующий этап — собор Святого Петра. Перебежками, под прикрытием несущих над нашими головами щиты воинов и засевших на крыше собора лучников. Впрочем, из-под щита я их видеть не могу, просто знаю, Виттельсбах должен был расставить, стало быть, сделал. Ребята прикрывают меня и его святейшество со всех сторон. Ой! Уже второй раз на ноги наступают, неслухи. Сквозь щель между щитов узкая полоска голубого неба. Быстрее, быстрее… ступенька, еще одна… самое опасное место, здесь щитоносцы запросто могут сбиться с шага и на пару ударов сердца открыть тех, кого следует защищать.