По миру с барабаном - Феликс Шведовский

Обсуждая дальнейший маршрут, мы спрашивали у местных жителей, где проходит линия фронта. Оказывается, вопреки официальным сообщениям, не существует единой территории, контролируемой федеральными войсками. Чечня похожа на слоеный пирог: русские и чеченские войска вперемежку. Но все же есть более толстые «слои». Чеченский «слой» начинается с Ачхой-Мартана. Если нам удастся проникнуть в это селение, весьма большую часть пути до участка главных боевых действий мы будем избавлены от препятствий со стороны федеральных войск, «запретивших» Марш.

Путь в Ачхой-Мартан лежал через Самашки. Перед Самашками нас остановил российский контрольно-пропускной пост. После переговоров мы добились того, что пропустили всех матерей и монахов. Мужчины-чеченцы не были пропущены.

В Самашках нас опять встречала многотысячная толпа жителей. Но теперь это были не только плачущие женщины и дети. Нас приветствовали вооруженные мужчины. Среди них были и пятнадцатилетние подростки. Для остальных жителей они были свои, а не бандиты, вопреки официальным описаниям. Жители Самашек относятся с уважением и гордостью к своим защитникам.

Эта деревня постоянно подвергается обстрелам и бомбардировкам. Но 26 марта огонь был прекращен благодаря тому, что мы вошли в Самашки. Жители деревни могли попросить нас остановиться у них на ночь, чтобы хоть чуть-чуть продлить затишье, но мужественно проводили нас дальше, в сторону Ачхой-Мартана. Глава администрации Ачхой-Мартанского района сказал, что уговорил российский КПП перед Ачхой-Мартаном пропустить нас. Но, как оказалось, не он главный на своей земле…

На КПП поступил приказ любыми средствами остановить Марш. Мы сели на землю. Буддийские монахи не прекратили молитву, с которой шли. Начало темнеть. С противоположной стороны КПП нас ждало около трехсот чеченских женщин, собиравшихся присоединиться к Маршу. Нас разделяло всего двадцать метров, контролируемых федеральными войсками. Вскоре контроль усилился. Подъехало два бронетранспортера. Из них выпрыгнули вооруженные солдаты и окружили нас. Автобусы Марша, оставшиеся за пределами кольца, они куда-то отогнали. Артиллерия КПП начала стрелять в чеченскую сторону, как потом оказалось, по Самашкам, где мы только что были. Вот как наша армия заботилась о нашей безопасности. Это было прямое провоцирование ответного огня по КПП, где находилось около пятисот безоружных людей. Но, к чести чеченских бойцов, ответный огонь не велся.

Около пяти часов пробыли мы на КПП. В десять часов вечера приехали армейские грузовики, в которые нас силой усадили и повезли в неизвестном направлении. Нас, буддийских монахов, повезли в отдельном грузовике. С монахами обращались вежливо. Но вместе с нами везли водителя нашего автобуса, чеченца Шахаба Хупиева. Потом его отделили от монахов и сделали заложником. Только через несколько дней его отпустили по настоянию матерей, которых отвезли в Назрань. Его лицо было все черное: водителя пытали электричеством.

Буддийских монахов привезли в неизвестную часть, предположительно в районе Асиновской, ту же, где был избит врач «Красного Креста». Всех обыскали. У меня отобрали дневник, который я вел на протяжении всего Марша, диктофон и две кассеты. На одной были записаны интервью с местными жителями, другая была пустая. Вернули только диктофон. Правду о чеченской войне решили оставить себе. Но почему не вернуть пустую кассету? Как после этого сомневаться в том, что российская армия виновна в мародерствах? Интересная деталь: вместо пустой кассеты я обнаружил две новые батарейки – так сказать, компенсация. Очень похоже на описания очевидца мародерств из Грозного: российские солдаты зачастую оставляют вместо взятой вещи другую, как правило подешевле. Значит, совесть еще о чем-то заикается.

Офицер, обыскивавший меня, сказал, что, будь у него полчасика, он бы выбил у меня всю подноготную и узнал, какие мы монахи да кто нас финансирует. Не думаю, что скандал с японским религиозным обществом Аум Синрикё дает ему право так обращаться с верующим человеком. Кроме диктофона у меня обнаружили удостоверение члена Союза журналистов России. Отвели в отдельную палатку, где на меня кричали, обвиняя в пособничестве Дудаеву. Вот как относится ФСК к журналистам, которые просто пытаются задокументировать правду о чеченской войне. Мой дневник еще не был прочитан, а кассеты – прослушаны. Меня обвиняли уже за то, что я всего лишь имел их! Я ответил этим людям, которые боятся даже такой маленькой правды, как знаки отличия на своих погонах, что как участник Марша не собирался сотрудничать ни с одной из воюющих сторон и что моя единственная цель – это мир. На меня продолжали кричать, заставляя признаться, как нам удалось обойти КПП перед Самашками, не желая верить, что нас совершенно официально пропустили российские войска. Наконец привели офицера с того КПП, который подтвердил мои показания. На этом допрос закончился. «Это сейчас мы с вами разговариваем, – было сказано мне, – а если вы и дальше будете лезть не в свое дело, вас ждет тюрьма».

Вечер 26-го и следующее утро мы провели за разговорами с российскими солдатами. Они устали от войны и хотят домой. Они вынуждены выполнять приказ и мало задумываются о том, в каком преступлении участвуют. К сожалению, нам не удалось дойти до солдат на передовой. По словам жителей Назрани, они очень ждали Марша материнского сострадания. Мы не виним этих ребят, ровесников нас, монахов. Их использует преступное российское правительство, запудривая мозги ложью о «бандформированиях». Мы, участники Марша, как независимые наблюдатели свидетельствуем: никаких бандформирований нет. Есть чеченский народ, который хочет свободы.

Наутро нас посадили на вертолеты и сказали, что отвезут в Назрань, к матерям. Но привезли на военный аэродром в Моздоке, где нас ожидал военно-транспортный самолет до Москвы. Ложь – настолько естественное явление в армии, в средствах массовой информации, рассказывающих о чеченской войне, что мы не удивлялись ни на этот раз, ни тогда, когда мне на допросе сказали, что триста чеченских матерей к КПП пригнали «боевики», ни тогда, когда по телевидению наш Марш назвали «Маршем материнского согласия», а заложника Шахаба Хупиева – Шахабой Хупиевой. Но мы все же не ожидали такой бесцеремонности по отношению к религиозным людям. В самолете нашего Учителя Дзюнсэя Тэрасаву заставили открыть шариру – прах Будды, национальное достояние Японии, которую не открывала еще ни одна таможня мира. Это международный скандал!

Итак, нас высадили возле Москвы, на военном аэродроме неподалеку от Внуково. Приехав в Москву, мы тут же позвонили в Назрань. Оказывается, матерей тоже хотели выслать подальше от Чечни, но неподалеку от границы с Ингушетией путь федеральным войскам, везшим женщин на автобусах Марша, преградила ингушская милиция. Дело чуть не дошло до военного конфликта. В результате милиции удалось добиться того, чтобы женщин отпустили в Назрань. Узнали мы также о тридцати матерях, отставших от Марша по дороге от Самашек до КПП перед Ачхой-Мартаном. Их остановили на промежуточном КПП, которое пропустило основной Марш. Их заставили лечь на землю стрельбой из автоматов. Рикошетом была ранена в ногу одна мать.

Вся Чечня ждет продолжения ненасильственного сопротивления войне и готова принять в нем участие так же, как две деревни, в которых нам удалось побывать. Ненасильственное сопротивление – единственный выход из порочного круга насилия. Я призываю россиян поддержать чеченцев в этом движении. Иначе придет время – и как в Чечню вошла российская армия, так же более сильная армия войдет в Россию. Это закон воздаяния, закон кармы. Мы должны не допустить этой беды!