Party of One: The Rise of Xi Jinping and China's Superpower Future - Chun Han Wong;

это было большим пробуждением от высокомерия государственной власти", - вспоминает Ванг, которая вышла из тюрьмы в 2011 году, решив дать отпор. Она переквалифицировалась в защитника прав человека, взявшись за деликатные дела и защищая клиентов, которых мало кто осмеливался представлять, включая уйгурского ученого Ильхама Тохти, получившего в 2014 году пожизненный срок по обвинению в сепаратизме, и членов запрещенного духовного движения Фалуньгун. Несмотря на мягкое поведение среди друзей, Ванг проявила себя в суде как вспыльчивый человек, иногда обрушиваясь на судей и прокуроров, которые, по ее мнению, нарушали права ее клиентов.

Сторонники защиты прав, такие как Ванг, хотели оказать давление на власти, чтобы заставить их применять закон таким образом, чтобы сдерживать партию. И победа или поражение, но они добились результата. Их работа вызвала общественные дебаты о гражданских правах и подтолкнула правительство к принятию некоторых реформ, таких как отмена в 2013 году спорной программы "перевоспитания через труд", которая позволяла полиции отправлять людей в лагеря, похожие на ГУЛАГ, без суда и следствия. Для либерально настроенных китайцев движение в защиту прав показало, как гражданское общество может улучшить управление и подстегнуть социальные перемены. Си Цзиньпин и его сторонники почувствовали попытку узурпировать власть партии.

За месяц до задержания Ван государственные СМИ опубликовали язвительный комментарий, в котором осудили ее как "высокомерную женщину с криминальным прошлым", которая лицемерно болтала о правах человека, маскируясь под адвоката. Ярость усилилась после начала репрессий 709, направленных на дискредитацию правозащитного движения в целом. В новостях Ван и ее коллег изображали хулиганами и мошенниками, которые раздувают дела в погоне за славой и вознаграждением. Комментарий в газете People's Daily осудил адвокатов по правам человека как "черные руки", стоящие за попытками "загрязнить" интернет и нарушить общественный порядок.

Власти выдвинули уголовные обвинения против более чем двух десятков человек. Ван и еще несколько сотрудников Fengrui были обвинены в "подстрекательстве к подрыву государственной власти", что карается длительными сроками тюремного заключения. В августе 2016 года, более чем через год после задержания, Ван вновь появилась в Интернете в видеоролике, где она признала свою неправоту и открестилась от своей юридической работы - замечания, которые, по ее словам, ее заставили сделать. Ван и ее муж вскоре были освобождены, но остались под пристальным вниманием государства, что затруднило их дальнейшую активизацию. Некоторым коллегам Ван повезло меньше. Одна из них получила восьмилетний тюремный срок. Ее начальник, приговоренный к семи годам, в своем заключительном слове в суде заявил, что «верховенство закона Си Цзиньпина сделало Китай еще сильнее».

Это была ошеломляющая развязка для пылкого сообщества правовых активистов, которые верили, что смогут подтолкнуть Китай ближе к его конституционным идеалам и, возможно, даже к чему-то сродни верховенству закона западного образца, сдерживающему произвольное использование государственной власти. Опасаясь дальнейших репрессий, многие адвокаты по правам человека ушли в подполье, бросили свою работу или уехали за границу. "Верховенство закона в Китае достигло своего апогея", - говорит Ванг. «Я не просто пессимист, я в отчаянии».

Эти репрессии уничтожили всякую надежду политически настроенных китайцев на то, что Си - скрытый либерал, который выжидает время, прежде чем ослабить авторитарную хватку партии. Осенью 2014 года, менее чем за год до массовых арестов, Си пообещал укрепить правовую систему и повысить справедливость судебной системы, чтобы партия могла эффективно управлять все более сложным и противоречивым обществом. С тех пор его администрация руководит тем, что эксперты называют самым жестким преследованием инакомыслящих в Китае со времен подавления протестов на площади Тяньаньмэнь в 1989 году. Власти задержали, запугали или посадили в тюрьму сотни, возможно, тысячи людей - адвокатов, организаторов труда, защитников прав женщин, религиозных верующих, независимых исследователей, гражданских журналистов и других деятелей гражданского общества, которые пытались действовать вне партийного надзора.

Многие из них находились под стражей в течение длительного времени без доступа к адвокату. Некоторых, как, например, Wang, заставили сделать признание по телевидению, оклеветали в государственных СМИ и отказали в справедливом судебном разбирательстве. У них не было никаких средств правовой защиты против этих злоупотреблений, и они не могли на них рассчитывать. Бывший президент США Ричард Никсон, защищая свои злоупотребления властью, однажды заявил, что "когда это делает президент, это означает, что это не является незаконным". В Китае именно Коммунистическая партия осуществляет эту прерогативу, настаивая на том, что закон является рычагом государственной власти, а не ограничителем. Партия может играть роль судьи, присяжных и даже палача.

Многие правоведы утверждают, что в Китае практикуется "верховенство закона", когда власть имущие используют законодательство как инструмент контроля и накладывают мало ограничений на собственную власть, в отличие от "верховенства закона", когда и к правителям, и к управляемым одинаково относятся в соответствии с одними и теми же правовыми нормами. В китайском языке обе концепции могут быть выражены как fazhi, а в официальных переводах обычно говорится о "верховенстве закона". Если отбросить семантику, многие западные наблюдатели осудили то, что они считают судебным регрессом при Си. В 2021 году вашингтонская правозащитная группа World Justice Report поставила Китай на 98-е место из 139 стран по глобальному индексу верховенства закона, по сравнению с 76-м местом среди 99 стран в 2014 году.

Несмотря на это, некоторые эксперты утверждают, что оценка китайских правовых реформ по западным стандартам, хотя и полезна в некоторых отношениях, неверно отражает взгляды партии на закон. По словам Дональда Кларка, профессора Университета Джорджа Вашингтона, изучающего китайскую правовую систему, китайские ведомства, обычно рассматриваемые как судебные учреждения, не предназначены для юридической деятельности, а руководствуются политической целью поддержания социального порядка. То, что Китай строил с конца эпохи Мао, - пишет Кларк, - это «система поддержания порядка и политического превосходства китайской коммунистической партии, а не отправления правосудия».

Китайские суды, органы прокуратуры и полиции не действуют независимо друг от друга и не обеспечивают значимых проверок полномочий друг друга. Скорее, они действуют согласованно, являясь частью огромного аппарата принуждения, известного как чжэнфа ситун, или "политико-правовая система", названного так в честь высшего органа партии по надзору за внутренней безопасностью - Центральной комиссии по политическим и правовым вопросам, или сокращенно чжэнфавэй. В партийной среде их называют "рукояткой ножа" - эпитет времен Мао, вызывающий в памяти образы грозных мародеров, вершащих грубое правосудие. Как следует из названия, политико-правовая система руководствуется в первую очередь политикой, и в этом отношении нет более важного приоритета, чем обеспечение власти партии.

Си называет "рукоятку ножа" незаменимым гарантом коммунистического правления, наравне с пропагандистским "стержнем пера" и военным "стволом пушки". Он провел далеко идущие чистки, чтобы