Мужчина моей мечты - Куртис Ситтенфилд

— Ты сможешь застегнуть на себе средний? — спрашивает у Анны Сэм.

Анна продевает руки в отверстия. Она уверена, что жилет не застегнется, но он все-таки застегивается. Впрочем, это, скорее всего, означает, что на Сэме он тоже застегнулся бы. Пока она возится с застежками, он как-то незаметно забирает у нее жилет большего размера, и ей ничего не остается делать, кроме как садиться в каяк.

Поначалу кажется, что каяк неустойчив и может в любую секунду перевернуться, но через какое-то время это ощущение проходит и возникает новое — как будто по воде скользишь ты сам, а не стекловолокнистый корпус лодки. Эллиот и Сэм гребут быстрее, чем Анна с Эллисон, поэтому, когда братья уплывают вперед на несколько сотен ярдов, Анна поворачивает голову (Эллисон сидит на корме) и через плечо говорит:

— И что ты думаешь о поведении своего парня… или жениха, или кто он там тебе?

— Анна, успокойся.

— Спасибо, что поддержала меня. Может, ты испугалась, что он станет импотентом, если признает, что грудь у него не такая широкая, как ему хочется?

Эллисон молчит.

— Но с братцем его я замечательно провожу время, — добавляет Анна. — Он такой милый парень.

— Эллиот симпатичный, — говорит Эллисон, и Анну бесит, что она не только не защищается, но даже не отходит от темы, с которой начался разговор. В детстве они, бывало, дрались по-настоящему (таскали друг друга за волосы, кричали «Я тебя ненавижу!» и так далее); со временем подобное выяснение отношений сошло на нет, но они продолжали грызться до тех пор, пока Эллисон не закончила седьмой класс. А потом — это было ужасно! — она стала доброй. Точно так же, как с переходом в старшие классы некоторые девочки превращаются в школьных красавиц, или начинают садиться на диеты, или становятся неформалками, Эллисон полностью и безвозвратно подобрела. К тому же она стала очень красивой, отчего ее доброта казалась еще более неуместной и странной.

— Знаешь, что мне это напоминает? — Возможно, Анна начинает понимать, что все заходит уже слишком далеко. — «Сложи лапки и не рыпайся»! Они считают, что я думаю только о том, как бы не встретиться с медведем, но сами не очень-то похожи на опытных туристов.

— Сэм уже ездил на такие вылазки раньше, — возражает Эллисон. — Они с Эллиотом постоянно путешествуют с рюкзаками по Вайомингу.

— Ну-ну. — Анна кивает головой. — Настоящие ковбои.

И снова Эллисон молчит.

— Но у меня есть один вопрос, — не может успокоиться Анна. — Тебе не кажется подозрительным, что у него в семье куры денег не клюют, а он дарит тебе простое серебряное кольцо?

— Признаться, — говорит Эллисон, — я уже и не знаю, хочется ли мне, чтобы ты была моей свидетельницей на свадьбе.

— Это что, угроза?

— Анна, с какой стати мне тебе угрожать? Ты сама даешь понять, что тебе не нравится ни Сэм, ни Эллиот. Я не хочу, чтобы из-за меня ты попала в дурацкую ситуацию и чувствовала себя неудобно.

— В такую, как сейчас? По-моему, совершенно очевидно, что всем было бы лучше, если бы я не поехала с вами. — Анна ждет, что Эллисон тотчас начнет возражать, но, когда этого не происходит, добавляет: — И мне самой тоже.

Следующие двадцать с лишним минут они не разговаривают. Сначала спасательный жилет сдавливает тело подобно корсету, но потом Анна к нему привыкает. Сидя в каяке, она испытывает облегчение, ведь теперь осталось пережить лишь саму поездку, а не подготовку к поездке и поездку.

Наконец Эллисон нарушает молчание:

— Видишь впереди ледник? К нему нельзя близко подплывать, потому что в любую секунду от него может отвалиться кусок. Такой ледник называется айсбергообразующим.

Да, Эллисон старше Анны, да, характер у нее лучше, но они находятся в разном положении. Эллисон может позволить себе не продолжать спор, потому что в этой поездке Анна для нее не самый интересный человек.

— А ты молодец, — добавляет Эллисон. — Когда я первый раз поплыла на каяке, меня укачало.

— Неужели? — продолжая дуться, бормочет Анна.

— Меня стошнило прямо в воду. Можешь спросить Сэма. Ему от моего вида самому едва не стало плохо.

Пока они плывут, над ними пролетает белоголовый орлан, потом рядом с каяком выныривает тюлень. У Анны складывается впечатление, что взгляд его больших черных глаз, поблескивающих на мокрой коричневой голове, какой-то печальный. Затем он снова ныряет в воду и исчезает из виду.

Вечером, перед ужином, когда Сэм кипятит воду, чтобы приготовить кускус, а Эллисон с Эллиотом уходят в палатку, он обращается к Анне:

— Как насчет спасательного жилета, без обид?

Подумав, она отвечает:

— Да, все нормально.

Сэм понижает голос:

— Знаешь, Эллисон очень переживает по поводу твоих отношений с отцом.

— Я и не знала, что мои отношения с отцом стали предметом всеобщего обсуждения, — говорит Анна, и Сэм умолкает.

После ужина они в палатке Сэма и Эллисон играют в червы. Становится так холодно, что все надевают куртки и шерстяные шапки. Около девяти, когда начинает темнеть (Аляска не то место, где солнце в августе не садится допоздна), парни достают из рюкзаков фонари и устанавливают их так, чтобы они под разными углами светили вверх — сразу четыре луны внутри палатки. Но вскоре наступает такая темень, что даже с включенными фонарями невозможно разглядеть карты.

Прежде чем последовать за Эллиотом в свою палатку, Анна отходит в сторонку футов на двадцать, где стоит дерево. Стягивая рейтузы и флисовые штаны, она представляет себе, что сейчас к ней сзади подкрадется медведь и даст лапой по голому заду. На всякий случай Анна трясет медвежьим колокольчиком, и на его звон откликается Эллисон.

— Анна, я тебя слышу! — нараспев кричит она.

Анне пришлось просидеть за деревом целую минуту, прежде чем ей удалось достаточно расслабиться, чтобы помочиться. Ей кажется, что моча немного попала на ногу (она в шерстяных носках и сандалиях), но сейчас очень темно, и она слишком устала, чтобы придавать этому значение.

Дни проходят однообразно. На завтрак они едят овсяную кашу, иногда пьют горячее какао; на обед — морковь, яблоки и бублики с арахисовым маслом; а на ужин Эллиот или Сэм готовят макароны или разогревают консервированную фасоль на переносной печке Эллиота. У каждого с собой две бутылки воды, одна миска, чашка и набор вилок и ложек. Они перемещают лагерь на другой остров, и на берегу, недалеко от воды, Анна замечает несколько лепешек того, что, судя по всему, является медвежьим пометом: большие кашеобразные комья, иногда темно-коричневые, а иногда почти розовые, усеянные непережеванными ягодами. Она вспоминает того парня в магазине в Анкоридже, его слова «Вы прекрасная девушка» и старается все время держать это в голове как талисман.

В море, вдалеке от берега, иногда видны круизные суда, и Сэм с Эллиотом насмешливым тоном отпускают шуточки по поводу пассажиров, плавающих на них, и их способа путешествовать по Аляске. «Туристы», презрительно говорят они, а Анна думает: «А сами-то мы кто?» Она бы с радостью поменялась местами с какой-нибудь седовласой дамой из Милуоки, которая путешествует на круизном лайнере с фотоаппаратом в дорогой сумочке, а вечером ест палтуса с белой тарелки. С каждым таким кораблем у Анны на время притупляется ощущение того, что они оторваны от внешнего мира, поэтому ей всегда становится горько, когда корабль скрывается из виду. Даже случайно найденный недалеко от лагеря полузатоптанный в грязь кусочек детского пластыря с нарисованными персонажами из мультфильма про Флинстоунов приносит ей утешение. Она поднимает его (чего на «большой земле» никогда бы не сделала) и долго рассматривает, держа на ладони.