Удар из прошлого - Андрей Троицкий

– Мать? – Семен врезал Тимонину в правое ухо. – Где деньги?

Дядя Коля запустил одну руку в карман штанов, вытащил финку, передал её Семену. Тот приставил нож к горлу Тимонина, провел острием по коже, сделав надрез. Но шее выступили крупные капли крови, они слились в тонкий ручеек, побежали вниз, растеклись на досках пола.

Тимонин тихо застонал. Семен ещё крепче прижал лезвие к его шее.

– Последний раз спрашиваю, – прошипел Семен. – Куда ты дел портфель? Лучше скажи.

* * *

Помощник Тимонина Сергей Боков, немного бледный, притихший лежал на кровати в номере «Интуриста», симулировал сердечную боль и смотрел в потолок. Он сложил руки на груди и прикрыл веки, будто сей же момент готовился отдать Богу душу. Девяткин сидел на стуле рядом с кроватью и листал газету. Полчаса назад из гостиничного номера ушел врач «Скорой помощи», дядька преклонных лет с седой бороденкой. Он осмотрел Бокова, послушал сердце, измерил давление и только затылок почесал.

«Серьезных отклонений я не вижу, – заявил врач. – Но нижнее давление повышено. Почки надо проверить. Кроме того, легкая сердечная аритмия. Ничего страшного, но оставайтесь в постели ещё пару часов». «Пару часов?» – переспросил Боков, именно эти слова он и хотел услышать. Врач кивнул, потрепал Бокова по голове: «Вам, молодой человек нужно вести активный образ жизни, укреплять сердечную мышцу. Займитесь лечебной физкультурой». «Я об этом только и думаю, – соврал Боков. – О лечебной физкультуре».

Дав совет, врач закрыл чемоданчик и, сопровождаемый бесцветной молчаливой медсестрой, удалился. Девяткин приготовился к ожиданию, стащил с себя рубаху и брюки, оставшись в майке и трусах, отгородился от мира газетой.

– Ладно, подождем немного, – сказал он. – Два часа – ерунда. Но, вообще-то говоря, ты должен был сразу предупредить насчет здоровья. Что оно у тебя того… Оставляет желать.

– Раньше не жаловался, – ответил Боков. – Неожиданно сердце прихватило. С кем не бывает?

– Со мной, например, не бывает, – строго ответил Девяткин.

– А что это у вас за шрам на руке? Как после ожога.

Боков высунул из-под одеяла руку и показал пальцем на голое плечо Девяткина. Сложил газету, Девяткин бросил её на подоконник.

– Мы с твоим начальником Леней Тимониным вместе служили в Краснознаменном Среднеазиатском военном округе. Спецназ ВДВ. Наша часть находилась на юге Казахстана. Оттуда нас забрасывали в командировки в Афганистан и обратно. Ну, разбомбить какой-нибудь кишлак, сопроводить колонну с важным грузом или снайперов. Когда только начинал службу, был салагой, сделал себе татуировку. Крылышки, под ними три буквы – ВДВ. Дурацкое фраерство.

– Почему дурацкое? – удивился Боков. – Татуировки сейчас в моде. А татуировка ВДВ – символ мужества.

– Символ непроходимой тупости. Один наш приятель с такой наколкой попал в плен к душманам. Позднее я своими глазами видел его труп. С этим парнем сделали такое, что меня наизнанку вывернуло. Я блевонул тем, что ел, наверное, пять лет назад. Даже десять. Душманы не любили десантников. Короче, я вывел татуировку кислотой.

– Из соображений безопасности?

– Точно. Духи, если возьмут в плен, будут рады увидеть такую наколочку. Тогда уж они постараются. Для начала отрежут яйца, и заткнул их тебе в горло. И дальше… Не хотелось мучительной смерти.

– А у Тимонина я татуировки не видел, – сказал Боков.

– Он не хотел татуировку. Он даже дембельский альбом не делал. Кому, говорит, я его стану показывать? Родных у меня нет. Телкам на гражданке?

– А вы альбом делали?

– Еще какой, – засмеялся Девяткин. – У меня был самый роскошный альбом в части. За четыре месяца до дембеля мы с Леней сходили в офицерский городок, там было фотоателье. Леня отвлек приемщицу, зубы ей заговорил. А я спер все готовые женские фотографии, в основном, офицерских жен. И вклеил их в свой альбом.

– А потом показывал это дело всем желающим?

– Точно. И говорил: эту бабу я имел и эту бабу имел раз десть, и эту тоже имел во всех позициях. Сколько раз, не помню. Якобы на память о нашей жаркой любви женщины дарили мне свои фотографии. Я слыл батальонным Казановой, хотя за время службы любовных приключений мне почти не выпадало. Солдаты, прослышав про мой богатый опыт, приходили советоваться по деликатным вопросам, читали мне письма от девушек, угощали водкой.

– И никто не заподозрил вас во лжи?

– Некоторые старослужащие узнавали на карточках офицерских жен, спрашивали: как это ты ухитрился молодую жену полковника в постель затащить? Отвечаю: вообще-то это она меня затащила. Можно сказать, изнасиловала солдатика. И никто не сомневался, что я говорю правду. Ведь в альбоме были фотографии – а это железное доказательство.

– Ну и дураки, – усмехнулся Боков.

Девяткин, вспоминая старинные розыгрыши, смеялся.

– И на гражданке мой альбом пользовался успехом, – хвастался Девяткин. – Многие сверстники, которые прошли службу у черта на рогах, где живой женщины по году не увидишь, завидовали мне по черному. Просто балдели: ты что, в гареме служил? А я скромно опускал глаза. Еще спрашивали, хороша ли та или эта баба в постели. Я говорил: «Эта так себе, средней паршивости. Зря только простыни пачкал. Зато вот эта – просто бешенная нимфоманка».

– Скажите, а в Афгане вы многое для себя приобрели? Ну, как говорится, школа мужества…

– Я больше потерял, чем приобрел.

– А вообще это страшно? Война, прыжки с парашютом?

– Эту истину я для себя быстро открыл: в первый раз с парашютом прыгать страшно. Даже очень страшно. А без него – ещё страшее. Вот, коротко говоря, и весь опыт, который я вынес с военной службу. Не густо, да?

Девяткин рассмеялся, Боков тоже рассмеялся помимо воли. Наконец, Девяткин поднялся, попил воды из крана, вернулся в комнату. Натянул рубаху, штаны и обратился к мнимому больному.

– Я вижу, Саша, что сумел пробудить в тебе интерес к жизни. Значит, с тобой все в порядке. Жить будешь. Вставай, пора ехать.

– Но ведь двух часов ещё не прошло.

– В таком случае, я еду один, – отрезал Девяткин. – А ты оставайся тут. Лечись и поправляйся.

Боков застонал, встал с кровати.

– Вот и умница, – обрадовался Девяткин. – Если бы ты был женщиной…

Боков не дал Девяткину договорить, оборвал на полуслове.

– Знаю, знаю. Если бы я был женщиной, вы бы на мне женились. Все это вы уже говорили.

– Нет, я другое хотел сказать. Хотел сказать, что никогда бы на тебе не женился. На больном человеке, сердечнике. На хрен мне такой хворый муж? Молодая развалюха.

Боков обиделся, он стал придумывать ответный комплимент, но так ничего и не придумал. Через четверть часа они вышли из гостиницы, дошагали до автомобильной стоянки. Девяткин сел за руль, Боков развалился на заднем сидении.