Двадцать лет спустя - Чарли Донли

сотен, – сказал мужчина с немецким акцентом, который со временем приобрел американское звучание, а затем испортился еще больше жизнью в Бруклине.

– Простите? – спросила Эйвери, сбитая с толку спонтанной фразой.

– Пять сотен, – повторил он, отчего сигарета затрепыхалась между губами.

Эйвери подняла брови и показательно посмотрела по сторонам:

– Мы будем делать это у вас на крыльце?

– Пять сотен – пропуск внутрь. После этого поговорим.

Эйвери кивнула и достала из сумочки пять хрустящих сотенных купюр. Мужчина вырвал наличные у нее из рук, как голодный пес хватает угощение из пальцев хозяина, отошел в сторону и открыл дверь до конца. Эйвери вошла внутрь, а загривок медленно покрылся холодными мурашками плохого предчувствия. Мужчина показал на потертый диван, а сам направился к сейфу, стоящему у дальней стены. Он присел на корточки, покрутил диск и потянул дверцу. Убрав наличные внутрь, он достал из сейфа папку и захлопнул его. Мужчина развернулся и сел на мягкий стул, поставив чашку с кофе на столик перед собой.

Эйвери не сдвинулась со своего места у двери. Мужчина посмотрел на нее с непонимающим выражением. Толкнул маленькие очки вверх по переносице.

– Садитесь, – сказал он. – Я не кусаюсь.

Эйвери прошла к дивану и села.

– Я Андре, – представился мужчина. – Слышал, у нас есть общий друг?

Эйвери кивнула:

– Поэтому я здесь.

– Значит, вот как это работает. Паспорта сложные. Не невозможные, но сложные. По крайней мере, если хочешь сделать их правильно. Хочешь чего-то… – Он поводил руками в поисках верного английского слова. – Дерьмо. – Он пожал плечом. – Идешь куда угодно. Хочешь чего-то хорошего, идешь к Андре. Потому моя цена такая. Поэтому я спрошу, хотя и знаю ответ, благодаря… полагаю, можно сказать «прошлому нашего общего друга». Но мне придется потрудиться, чтобы изготовить правдоподобный паспорт. Ну и некоторая компенсация тоже. Итак, я должен спросить, вы можете себе это позволить?

– Да, – без колебаний ответила Эйвери.

Этот человек брал пять тысяч долларов, чтобы изготовить один-единственный американский паспорт. Законный, правдоподобный паспорт, который, по утверждению Андре, пройдет пристальную проверку любого таможенника на планете. Конечно, справедливость этого утверждения можно доказать только на практике. Ее можно подтвердить, когда пользующийся этим паспортом человек вручит его таможеннику при въезде в другую страну. В этот момент утверждение Андре станет либо правдой, либо ложью. Также в этот момент будет слишком поздно жаловаться, если что-то пойдет не так. Если какой-нибудь датчик запищит во время сканирования документа и запустится какая-нибудь тревога, их «общий друг» окажется по уши в дерьме.

– Я так понимаю, цена не проблема, – сказал Андре. – Теперь сроки. Когда вам нужен паспорт?

– Как можно скорее.

Андре протянул руку и согнул указательный палец.

– Дайте мне фото. Посмотрю, с чем имею дело.

Эйвери достала из сумочки фотографию и передала Андре, который открыл папку, которую достал из сейфа, и приложил фото к шаблону, чтобы проверить размеры.

– Хорошее качество. Правильный размер. – Он кивал головой, анализируя фото. – Хорошо, это займет у меня неделю. Мне нужно две пятьсот сейчас и две пятьсот, когда закончу.

– А те пятьсот, которые я только что дала вам?

– Я же сказал, это пропуск внутрь.

Эйвери была не в том положении, чтобы спорить. Она достала из сумочки другой конверт и протянула над журнальным столиком. Андре быстро пересчитал наличные, чтобы убедиться, что сумма верная. Затем встал и подошел обратно к входной двери, его шелковый халат развевался за спиной, словно плащ. Он посмотрел в глазок и открыл дверь.

– Выходите, – сказал он. – Возвращайтесь через неделю.

Глава 26

Бруклин, Нью-Йорк

среда 30 июня 2021 г.

Свежие композиции и букеты украшали тротуар перед цветочным магазином. Открывая дверь, Эйвери понюхала перевязанные лентой подсолнухи и амариллис с гипсофилой. Внутри сладкий аромат был еще сильнее. Запахи завладели ее вниманием и отвлекли от тревоги, поселившейся внутри после ухода от Андре. Не в первый раз Эйвери спрашивала себя, во что она ввязалась. Чтобы провернуть этот план, она рискует всем, и чем больше она позволяла рациональной половине своего разума рассматривать возможность успеха, тем больше переживала, что ее ахиллесова пята – бескорыстная любовь – погубит ее, как остальных членов семьи Монтгомери. Но эта бескорыстная любовь заставила ее зайти так далеко. Она знала, что не может просто все отменить.

Эйвери провела в цветочном магазине десять минут, позволив себе передышку, во время которой вдыхала густые ароматы и восхищалась композициями. Наконец она сделала выбор, заплатила на кассе и вышла с букетом роз. В это безоблачное летнее утро пригревало солнце, а воздух был сырым от влажности. Через десять минут она подошла ко входу на кладбище Гринвуд. За воротами по холмам пролегали извилистые дорожки, и иногда среди усеивающих ландшафт надгробий выделялся безвкусный мавзолей. Эйвери шла по знакомой тропинке до самого «Участка», как она мысленно его называла. Еще одна минута потребовалась ей, чтобы набраться смелости и приблизиться. Она проехала почти пять тысяч километров – тяжелых, изматывающих километров, которые привели ее из одного конца страны в другой, по дороге сделав душещипательную остановку, чтобы увидеться с Конни Кларксон, женщиной, которую разорила семья Монтгомери, – и тем не менее эти последние несколько шагов были самой сложной частью пути.

Прошло много лет, но смотреть на надгробную плиту до сих пор было испытанием. Это было так бессмысленно, что Эйвери едва могла прочитать написанное имя. Она должна была плакать, но не плакала. Эта часть ее мозга больше не велась на провокацию. Это ежегодное путешествие стало больше деловым, чем ритуальным, и по большей части Эйвери тянуло покончить с ним. Она минуту или две постояла на могиле, прежде чем наконец присела на корточки и провела ладонью по лицевой стороне камня.

Она снова вспомнила день, когда старший брат настоял, чтобы она вывела яхту, в то время как на горизонте начинали греметь грозовые тучи.

– Проклятье, Кристофер, – прошептала она надгробию брата. Потом встала, сделала пару шагов вправо и положила букет на соседнюю могилу.

– Люблю тебя, мама, – сказала Эйвери, после чего развернулась и пошла в обратную сторону.

После длительного перерыва Уолт Дженкинс немного заржавел. Следить за кем-либо, пешком или на машине, целое искусство, и чтобы делать это хорошо, требуется тренировка и поддержание формы. Единственное, за чем Уолт следил за последние три года, это «Янки» и уровень в бочке ямайского рома «Хампден Истейт», на который он заключил фьючерсы. Это местная дистиллерия в часе езды от его дома в Негриле. Эта мысль напомнила ему, что надо бы проверить последнее время, когда бочку сцеживали. Он тряхнул головой и