"Погибаем, но не сдаемся!" Морские драмы Великой Отечественной - Владимир Шигин

От ударной группы осталась только половина. Все вер­нувшиеся самолеты имели серьезные повреждения. Многие летчики были ранены. Командование ВВС ЧФ, хотя и считало необходимым представить отличившихся летчиков к награ­дам, проявило осторожность — потери оказались слишком серьезными, результат же операции не был ясен. А спустя неделю произошла трагедия «Харькова» и эсминцев. В гибели кораблей косвенно обвинили летчиков, и наградные листы героев Констанцы были положены под сукно.

Позднее, когда события 6 октября отошли в прошлое, о летчиках все же вспомнили. Звезды Героев Советского Союза были вручены четырем оставшимся в живых участ­никам налета. При этом главный герой атаки Констанцы полковник Шота Бидзинашвили почему-то вообще остался без какой-либо награды.

Командир 1-й минно-торпедной авиадивизии ВВС Чер­номорского флота Герой Советского Союза гвардии полков­ник Токарев в выводах об участии авиадивизии в прикрытии кораблей указал следующее:

1. Поставленные первоначальным планом задачи в опе­рации «Верп» выполнены, за исключением корректировки артиллерийского огня (у корректировщика отказал пере­датчик).

2. Последующую задачу прикрытия, отхода и перехода кораблей дивизия, имея в боевом составе 12—14 истреби­телей, надежно выполнить не могла. Для надежного при­крытия необходим был барраж не менее 12—14 истреби­телей прикрытия, т.е. прикрытие отхода должно было быть организованно специальной операцией с привлечением всех средств. Положение с прикрытием усугублялось еще тем, что корабли не выполнили графика отхода. В первом случае сверх времени, указанного в плановой таблице, продолжали обстреливать порт Феодосия. Во втором около часа подби­рали экипаж сбитого самолета «Гамбург-140».

Отчет о боевых действиях 1-й минно-торпедной авиа­дивизии ВВС ЧФ в операции Черноморского флота «Верп» 6 октября 1943 года не оставляет камня на камне от утверж­дения командования Черноморским флотом, что самолеты задачу прикрытия кораблей не решили из-за большого уда­ления поврежденных кораблей от аэродромов на кавказском побережье. Из отчета предельно ясно, что район нахождения кораблей достигали все типы выделяемых на прикрытие самолетов, т.к. подлетное время от Геленджика составляло не более 30—35 минут. Разницу составляло лишь время нахождения над кораблями от двух до полутора часов.

Вот мнение кандидата исторических наук М. Морозова относительно действий нашей авиации по прикрытию кораблей, исходя из отчета 1-й минно-торпедной авиадиви­зии ВВС ЧФ: «Для надежного ПВО кораблей, исходя из того, что смену истребителей приходилось бы проводить каждый час в течении 6—6,5 часа, а необходимый состав одной смены представлял собой истребительную эскадрилью, потребовалось бы 40—50 исправных истребителей. Именно столько их имелось в составе 11-го ГИАП, 9-го, 25-го И АП и эскадрильи “киттихоков” 7-го ИАП, базировавшихся на аэродроме Геленджик. При этом две трети истребителей входили в состав 9-го и 25-го ИАП, не подчиненных ни в каком отношении командиру 1-й МТАД. Таким образом, следовало либо усилить дивизию, либо оставить руковод­ство задействованной в операции авиацией в руках штаба ВВС флота, который и без того отслеживал ход событий, предпринимая запоздалые шаги к спасению кораблей. Наличным составом сил 1-й МТАД действительно могла выставить не более 3—4 истребителей в одной смене, а этого числа хватило только на более-менее успешную борьбу с воз­душными разведчиками... 1-я МТАД надежно прикрыть корабли своими силами не могла, потому все зависело от оперативности штаба ВВС флота. Прикрыть корабли было можно, если бы решение об организации максимального истребительного прикрытия приняли не позднее 10.00, т.е. в течение часа с момента повреждения “Харькова”. Этого не сделали, хотя сигнал с “Харькова”: “Терплю бедствие” зафиксирован в журнале боевых действий штаба ВВС ЧФ еще в 09.10. В 09.45 по тревоге в воздух подняли 3 “аэрокобры” и 4 ЛаГГ-3, но только в 11.00 последовал приказ постоянно прикрывать корабли не менее чем 8 самолетами. Раньше, чем приказание удалось исполнить, состоялся второй налет, в результате которого оказался выведен из строя “Бес­пощадный”. Тем не менее возможность сохранить корабли еще имелась. С 13.40 над кораблями появились самолеты 11-й ШАД, но вместо полнокровной эскадрильи “яков”, на поле боя имелось только 4 Як-1 и 4 Ил-2. Вместе с тремя “аэрокобрами” и двумя “бостонами” три “яка” принимали участие в отражении третьего налета в 14.40. Немцы по итогам двух первых ударов учли, что корабли прикрыва­ются истребителями, а потому увеличили состав атакующей группы до 18 бомбардировщиков и 12 истребителей. При таком соотношении сил неудивительно, что наши истреби­тели не смогли прорваться к вражеским бомбардировщикам и предотвратить катастрофу. Спустя полчаса после того, как немцы улетели, число “яков” увеличилось до восьми. К этому времени два корабля уже затонули. С 16 часов экипажи 11-й ШАД по непонятной причине вылетов больше не совер­шали, в результате чего число барражирующих самолетов снова снизилось. К моменту последнего налета над кораб­лями находились два Р-39 и два Пе-2. Естественно, они не стали помехой для 25 “юнкерсов”, прилетевших разделаться с единственным эсминцем! Таким образом, очевидно, что командование ВВС ЧФ, проявившее в данной операции редкостную непредусмотрительность и инертность, должно разделить с командованием флота и командиром отряда кораблей ответственность за провал операции».

Так уж получилось, что в момент гибели кораблей на командном пункте Черноморского флота помимо всего руководства ЧФ находился и сам нарком ВМФ адмирал флота Кузнецов. Вместе с ним там присутствовали заместитель начальника ГШ ВМФ вице-адмирал Степанов и командую­щий ВВС ВМФ генерал Жаворонков. Случай сам по себе в истории Великой Отечественной войны уникальный. Я не знаю больше ни одного случая, чтобы нарком лично на месте принял участие хоть в одной боевой операции, хотя бы на ее заключительном этапе.

Увы, присутствие прославленного наркома ничего не изменило в лучшую сторону. И он, и оба его ближайших помощника оставались фактически лишь зрителями разво­рачивающейся на их глазах трагедии. Нарком (как старший по должности!) так и не рискнул взять в свои руки руковод­ство спасением кораблей, а вместе с тем и персональную ответственность за происходящее. При этом, честно говоря, и нарком, и бывшие при нем иные высокие чины никоим образом повлиять на ситуацию вокруг трех кораблей уже не могли. Все возможные ошибки к тому времени были уже совершены, и находящимся на ФКП оставалось только ждать неминуемой развязки.

В своих воспоминаниях Н.Г. Кузнецов явно чувствует двус­мысленность ситуации, в которую он попал, пытается как-то оправдаться. Само присутствие Кузнецова автоматически делало его соучастником происходящих событий — ведь именно он был главным морским начальником на ФКП Чер­номорского флота в страшные часы 6 октября, когда буквально на глазах беспомощных адмиралов немцы безнаказанно один за другим уничтожали три лучших корабля ЧФ.

Вот что пишет о событиях 6 октября сам Н.Г. Кузнецов: «Командующий Черноморским флотом распоряжением от 5 октября 1943 года поставил перед эскадрой задачу силами 1-го дивизиона эсминцев во взаимодействии с торпедными катерами и авиацией флота в ночь на 6 октября произвести набег на морские коммуникации противника у южного побережья Крыма и обстрелять порты Феодосия и Ялта, где разведка обнаружила большое скопление плавсредств. В набег были выделены лидер эсминцев “Харьков”, эскадрен­ные миноносцы “Беспощадный” и “Способный”. Для их при­крытия выделялись все имевшиеся в наличии истребители дальнего действия. Перед выходом командующий флотом вице-адмирал Л.А. Владимирский лично проинструктировал командиров кораблей.