Всем сестрам по мозгам - Дарья Донцова

– Сведения о перемещении контингента сообщаются лишь родственникам заключенного и только в том случае, если сам осужденный изъявляет желание разгласить информацию. Илья Панченко такого заявления не писал, вы ему не мать и не жена, поэтому не имеете никакого права на уведомление. Но даже будь вы ему кровной родней, никто с вами не станет беседовать по телефону, пришлют соответствующий документ.

– Вот какая Верка сука! – рыдала Галина, рассказывая эту историю Мануйлову. – Захапала всю сумму, а с меня ее долг выколачивают.

Сергей потребовал адрес Кати и бросился к посреднице…

Мануйлов умолк, в библиотеке повисла давящая тишина.

– И что было дальше? – прошептала Жанна.

– Не буду описывать, как я искал дочь, – вздохнул Сергей Павлович. – Поверь, люди, которые занимаются незаконным усыновлением детей, умеют прятать следы. Катерине были не известны настоящие имена покупателей, те велели звать их Таня и Ваня. Ни места жительства, ни места работы, ни вообще чего-либо о той семье посредница не знала. Вера пропала. Прописана она была в Ожегине, в столице не регистрировалась, а Москва огромна, в ней легко раствориться.

– Как же вы узнали, что я ваша дочь? – заволновалась Жанна.

Хозяин дома откашлялся и продолжил рассказ.

…История с Верой навсегда отвернула Мануйлова от мысли о женитьбе. Женщины в его жизни появлялись, но никаких серьезных отношений циркач не затевал.

Бежали годы, из нищего канатоходца Сергей стал хорошо зарабатывающим фокусником, потом сам начал придумывать номера и разбогател. И чем старше он становился, тем меньше ему нравились люди, и в конце концов он заперся в своем имении. Ни родственников, ни друзей у него не было, одиночество хозяина разделял лишь Карл, бывший коллега по цирку. Потом пришла тяжелая болезнь. Мануйлов задумался о смерти, и его внезапно расстроило отсутствие наследников. Получается, никто его после кончины не вспомнит, на могиле не заплачет. И тут, словно подслушав горькие мысли Сергея Павловича, к нему обратилась некая Серафима Николаевна Рыкина. Женщина, находившаяся в хосписе, прислала письмо с просьбой о встрече. «Речь пойдет о вашей дочери, проданной некогда мне Верой Олейниковой», – прочел он в послании.

Мануйлов еле дождался утра, чтобы помчаться по адресу, указанному на конверте. Увидел в палате худую до прозрачности даму и услышал от нее повесть, о том, как она, Серафима Рыкина, и ее муж Геннадий купили за десять тысяч долларов девочку, названную Жанной.

Перед тем как заключить сделку, супруги потребовали от беременной женщины провести полное обследование ее здоровья и добились от нее сведений о мужчине, от которого у нее будет ребенок. Сначала Олейникова отказывалась, но когда ей пригрозили, что сделка не состоится, назвала имя Мануйлова. Мол, артист приезжал в Ожегино на гастроли, снял комнату у Олейниковых… ну… и… у них случилась любовь. Вернее, поведала Верочка, это она, наивная, полагала, что их связывает чувство, но после окончания гастролей Сергей уехал в столицу. Узнав о беременности, Вера связалась с циркачом, а тот ответил: «Нет проблем, дам денег на аборт».

Однако Верочка не способна на убийство, поэтому оставила ребеночка и хочет отдать его в добрые руки, так как ей не по средствам содержать дитя.

Моральный облик Мануйлова не волновал будущих родителей, они только опасались, что отец малыша впоследствии захочет предъявить на него права, поэтому навели справки о нем. Результат их удовлетворил. Сергей был не женат на Вере, и если та, не оформляя официально на себя ребенка, передаст его Рыкиным, никто из биологических родителей никогда не сможет претендовать на отпрыска.

Незадолго до родов супруги привезли Веру к себе на дачу, где через день специально нанятый врач принял здоровую девочку и составил документ о том, что ее произвела на свет Серафима. Рыкины расплатились с биологической матерью, Олейникова через двое суток уехала, и счастливые новоиспеченные родители постарались как можно быстрее о ней забыть. Но спустя пару лет Вера опять появилась в их жизни. Приехала на дачу, где Серафима теперь жила из-за малышки круглогодично, и заявила:

– Платите мне еще, или я забираю девчонку.

Рыкины возмутились. Геннадий пообещал вызвать милицию, но Вера не испугалась.

– Хоть самого министра сюда кликайте, он вам не поможет. Сделают анализ и узнают, что я родная мать, а вы ребенка незаконно купили. Накажут всех, девочка очутится у родного отца. Мануйлов обрадуется, он ее давно отыскать пытается. Пла́тите – я молчу. Жадничаете – прощайтесь с девчонкой.

Что оставалось Рыкиным? Естественно, они согласились заплатить вновь.

Так супруги стали жертвой шантажистки.

Вера выпила из Серафимы с Геннадием ведро крови, высосала у них немало денег, а потом исчезла так же внезапно, как и появилась.

Лет через пять-шесть после того, как Олейникова испарилась, к Рыкиным приехала монашка и привезла посылку. В бумажном пакете лежали небольшая книжечка и письмо от Веры. Олейникова умоляла ее простить, сообщала, что прибилась к монастырю и благодаря сестрам и матери-настоятельнице теперь стала другим человеком. Ей очень стыдно за свое прежнее поведение. Чтобы искупить грехи, Вера принимает обет молчания, переселяется в одну из самых дальних и бедных обителей России, где будет молиться за всех людей, желая им здоровья и счастья. В конце концов Олейникова просила поведать дочери о том, какой непутевой была женщина, родившая ее, и рассказать об отце, Сергее Мануйлове. А еще она добавляла, что передает девочке вещь, которая обеспечит ее на всю жизнь. Вера никогда не выйдет из монастыря, и более Рыкины и Жанна о ней не услышат.

Серафима пролистала странные, словно сделанные из золотой фольги странички книжки, не поняла, почему Вера посчитала ее большой ценностью, но не выбросила подарок. Однако она не выполнила просьбы Олейниковой, не стала открывать Жанне правду о биологических родителях. И только сейчас, накануне смерти, Рыкина отыскала Мануйлова и слезно молит его помогать дочери, не бросать ее одну.

Сергей Павлович был шокирован этим известием и быстро навел справки о Жанне. Информация ему не особенно понравилась. Молодая женщина походила характером на Олейникову. Частный детектив, нанятый Мануйловым, собрал целое досье, в котором приводилось много рассказов о скандалах, которые закатывала Реутова, о ее нетерпимости, хамстве, тяге говорить людям в лицо гадости.

– Просто я не хочу лгать, – перебила Мануйлова Жанна. – Все врут, сыплют фальшивыми комплиментами, а за глаза льют грязь. Я честно говорю о своем отношении к человеку, никогда не скрываю своих намерений, поэтому и сразу призналась, приехав к вам, что очень нуждаюсь в деньгах. Раиса мне напела, что, получив наследство, устроит тут приют для несчастных женщин, которых бьют мужья. Не знаю, может, она и в самом деле из тех дур, которые готовы помогать убогим, но я считаю, что если мужик метелит бабу, та сама виновата. Не фига было провоцировать его. Он тебя по носу стукнул? И как ты отреагировала? Сопли утерла и ушла к маме? А назавтра скот за тобой прибежал, пообещал больше пальцем не трогать, и ты назад примчалась, начала муженьку борщ варить, носки стирать? Так ты, блин, дура! Скоро драгоценный своей милашке вновь пятак начистит. Найдет повод и вмажет. Кто виноват? Жена. Почему? Следовало супругу в первый раз в ответ на зуботычину скалкой по лбу врезать и уйти навсегда. Начал мужик руки распускать – не остановится. Тот, кто женщину ударить не способен, никогда ее лупить не станет. А ты своим прощением мерзавцу дала понять: меня можно мордой об стол елозить, а потом извиниться, и я, добренькая, прощу. Не фига избитую бабу жалеть, она сама провокатор. Это раз. А два… Точно говорю: все любят баблосики. Все-все! Только я честно признаюсь, а другие маскируются, про приюты песни поют.