Тревожных симптомов нет. День гнева - Илья Варшавский

Однако старому догматику не под силу было тягаться с кандидатом исторических наук.

– А разве ты не знаешь, что сделал Давид, когда взалкал сам и бывшие с ним? – ловко отпарировал эрудированный Курочкин. – Как он вошел в дом Божий и ел хлебы предложения, которых не должно было есть ни ему, ни бывшим с ним, а только одним священникам. Осия, глава шесть, стих шестой, – добавил он без запинки.

Блестящее знание материала принесло свои плоды. Молодой служка, пощипав в нерешительности бородку, куда-то отлучился и вскоре вернулся с краюхой хлеба.

Пока Курочкин, чавкая и глотая непрожеванные куски, утолял голод, толпа с интересом ждала, что разверзнутся небеса и гром поразит нечестивца.

– Ну вот! – Курочкин собрал с колен крошки и отправил их в рот. – Теперь можем продолжить нашу беседу. Так на чем мы остановились?

– Насчет рабов и войн, – подсказал кто-то.

– Совершенно верно! Рабовладение, так же как и войны, является варварским пережитком. Когда-нибудь человечество избавится от этих язв и на земле наступит настоящий рай, не тот, о котором вам толкуют книжники и фарисеи, а подлинное равенство свободных людей, век счастья и изобилия.

– А когда это будет? – спросил рыжий детина.

Курочкин и тут не растерялся. Ему очень не хотелось огорошить слушателей огромным сроком в двадцать столетий.

– Это зависит от нас с вами, – прибег он к обычному ораторскому приему. – Чем быстрее люди проведут необходимые социальные преобразования, тем скорее наступит счастливая жизнь.

– А чего там будет? – не унимался рыжий.

– Все будет. Построят большие удобные дома с холодной и горячей водой. Дров не нужно будет запасать, в каждой кухне будут такие горелки – чирк, и зажегся огонь.

– Это что же, дух святой будет к ним сходить? – поинтересовался старый еврей.

– Дух не дух, а газ.

– Чего? – переспросил рыжий.

– Ну газ, вроде воздуха, только горит.

Слушатели недоверчиво молчали.

– Это еще не все, – продолжал Курочкин. – Люди научатся летать по воздуху, и не только по воздуху, даже к звездам полетят.

– Ух ты! – вздохнул кто-то. – Прямо на небо! Вот это да!

– Будет побеждена старость, излечены все болезни, мертвых и то начнут оживлять.

– А ты откуда знаешь? – снова задал вопрос рыжий. – Ты что, там был?

Толпа заржала.

– Правильно, Симон! – раздались голоса. – Так его! Пусть не врет, чего не знает!

От громкого смеха, улюлюканья и насмешек кровь бросилась Курочкину в голову.

– Ясно, был! – закричал он, стараясь перекрыть шум. – Если бы не был, не рассказывал бы!

– Ша! – Старый еврей поднял руку, и гогот постепенно стих. – Значит, ты там был?

– Был, – подтвердил Курочкин.

– И знаешь, как болезни лечат?

– Знаю.

– Рабби! – обратился тот к скамье старейшин. – Этот человек был в раю и знает, как лечить все болезни. Так почему бы ему не вылечить дочь нашего уважаемого Иаира, которая уже семь дней при смерти?

Седой патриарх, восседавший на самом почетном месте, кивнул головой:

– Да будет так!

– Ну, это уже хамство! – возмутился Курочкин. – Нельзя каждое слово так буквально понимать, я же не врач, в конце концов!

– Обманщик! Проходимец! Никакой он не пророк! Побить его камнями! – раздались голоса.

Дело принимало скверный оборот.

– Ладно, – сказал Курочкин, вскидывая на плечо сумку. – Я попробую, но, в случае чего, вы все свидетели, что меня к этому принудили.

В доме старого Иаира царила скорбь. Двери на улицу были распахнуты настежь, а сам хозяин в разодранной одежде, раскачиваясь, сидел на полу.

Голова его была обильно посыпана пеплом. В углу голосили женщины.

Рыжий Симон втолкнул Курочкина в комнату. Остальные толпились на улице, не решаясь войти.

– Вот, привел целителя! Где твоя дочь?

– Умерла моя дочь, мое солнышко! – запричитал Иаир. – Час назад отдала Ягве душу! – Он зачерпнул из кастрюли новую горсть пепла.

– Не важно! – сказал Симон. – Этот пророк может воскрешать мертвых. Где она лежит?

– Там! – Иаир указал рукой на закрытую дверь. – Там лежит моя голубка, моя бесценная Рахиль!

– Иди! – Симон дал Курочкину легкий подзатыльник, отчего тот влетел в соседнюю комнату. – Иди, и только попробуй не воскресить!

Курочкин прикрыл за собой дверь и в отчаянии опустился на низкую скамеечку возле кровати. Он с детства боялся мертвецов и сейчас не мог заставить себя поднять глаза, устремленные в пол.

Симон сквозь щелку наблюдал за ним.

«Кажется, влип! – подумал Курочкин. – Влип ни за грош! Дернула же меня нелегкая!»

Прошло минут пять. Толпа на улице начала проявлять нетерпение.

– Ну что там?! – кричали жаждавшие чудес. – Скоро он кончит?!

– Сидит! – вел репортаж Симон. – Сидит и думает.

– Чего еще думать?! Выволакивай его сюда, побьем камнями! – предложил кто-то.

Курочкин почувствовал приближение смертного часа. Нужно было что-то предпринять, чтобы хоть немного отдалить страшный миг расплаты.

– Эх, была не была! – Он закурил и дрожащей рукой откинул простыню, прикрывавшую тело на кровати.

– Ой! – вскрикнул Симон, увидевший голубой огонек газовой зажигалки. – Дух святой! Дух святой, прямо к нему в руки, я сам видел!

Толпа благоговейно затихла.

Лежавшая на кровати девушка была очень хороша собой. Если бы не восковая бледность и сведенные в предсмертной судороге руки, ее можно было принять за спящую.

Курочкину даже показалось, что веки покойницы слегка дрогнули, когда он нечаянно коснулся ее груди кончиком сигареты.

Внезапно его осенило…

* * *

Когда спустя несколько минут Курочкин вышел из комнаты, где лежала Рахиль, у него был совершенно измученный вид. Рукой, все еще сжимавшей пустую ампулу, он отирал холодный пот со лба.

– Будет жить! – сказал он, в изнеможении опускаясь на пол. – Уже открыла глаза!

– Врешь! – Симон заглянул в комнату и повалился в ноги Курочкину. – Рабби!! Прости мне мое неверие!

– Бог простит, – усмехнулся Курочкин. Он уже начал осваивать новый лексикон.

Субботний ужин в доме Иаира остался в памяти Курочкина приятным, хотя и весьма смутным воспоминанием. Счастливый хозяин не жалел ни вина, ни яств.

По случаю торжества жена Иаира вынула из заветного сундука серебряные подсвечники.