Валютные войны - Джеймс Рикардс

Начиная с Объединения Угля и Стали 1951 года, в состав которого входили шесть стран, Европа прошла через различные формы зон свободной торговли, общего рынка и валютных систем. Маастрихтский договор 1992 года, названный по имени города в Нидерландах, где он был обсужден и подписан, предусматривал создание политической единицы, Европейского союза, и, в конечном итоге, вел к созданию евро в 1999 году. Евро должен был выпускаться новым Европейским центральным банком. А к 2011 году евро уже использовался 17 государствами – членами ЕС.

Однако с самого начала аналитики предупреждали, что единая валюта, поддерживаемая единым центральным банком, не совместима с различными фискальными политиками стран-членов, перешедших на евро. Страны, которые исторически были расточительны и не покрывали свои долги или девальвировали свои валюты, такие как Греция или Испания, стали бы неугодными партнерами в союзе, в составе которого были такие благоразумные в финансовой политике страны, как Германия.

Потребовалось почти десять лет для того, чтобы все недочеты в этом великом плане были полностью раскрыты, хотя они там были с самого начала. Опасное сочетание продажных министров, нечестивых аферистов с Уолл-стрит и нарочито закрывающих на все глаза чиновников ЕС в Брюсселе позволило таким странам, как Греция, находиться в дефиците и брать займы, размерами превышающие установки Маастрихтского договора, пока она прячет действительные издержки в просроченных и внебалансовых контрактах. В это время инвесторы расхватывают миллиарды евро из государственного долга таких стран, как Греция, Португалия, Испания и Ирландия (да и другие государства – члены Еврозоны), по процентным ставкам чуть выше, чем в стабильной Германии. Это делалось на основе высоких рейтингов от некомпетентных рейтинговых агентств, а также финансовых отчетов министерств, вводящих в заблуждение и позволяющих принимать желаемое за действительное инвесторами, которые считали, что евро никогда не будет подвергнуто дефолту.

Тропа кризиса государственного долга 2010 года была частично плодом нового согласия между банками, заемщиками и бюрократами. Банки купили бы европейские государственные облигации и поставили бы на баланс соответствующую прибыль, твердо веря, что ни один суверен их не подведет. Суверены с радостью выпускают облигации, чтобы выделять средства на нерациональные затраты, которые помогают профсоюзам госслужащих. Интересы бюрократов в Брюсселе, возможно, были наиболее коварными. Если европейский кризис государственного долга сам бы разрешился, все бы хвалили успешность проекта евро. Если бы выход из некоторых кризисов провалился, решением бюрократов стала бы бо́льшая степень интеграции и усиление контроля со стороны Брюсселя. Закрывая глаза на безрассудства, Брюссель создал беспроигрышную ситуацию. Если бы евро имел успех, чиновники Евросоюза заслуживали бы похвалы, если бы евро оказывался в напряженном положении, они бы получали власть. И вскоре это напряженное положение наступило.

Европейские банки объедались не только на государственных долгах в евро, но и на долговых обязательствах в долларах, выпущенных по Fanny Mae и целому алфавитному спектру жульнических структурированных продуктов Уолл-стрит, таких, скажем, как обеспеченное долговое обязательство (CDO). Эти долги были порождены неопытными местными банками Соединенных Штатов и переупакованы в миллиарды долларов такими банками, как Lehman Brothers, до того, как они обанкротились. Европейские банки были настоящими слабыми звеньями в глобальной финансовой системе, слабее, чем Citigroup, Goldman Sachs и другие спасенные идолы американской финансовой системы.

К 2010 году Европейская государственная финансовая система стала запутанной сетью, состоящей из перекрестных долгов[34]. Из $236 млрд долга Греции $15 млрд приходилось на британские организации, $75 млрд – на французские, а $45 млрд – на немецкие. Из $863 млрд долга Ирландии $60 млрд приходилось на французские организации, $188 млрд – на британские, а $184 млрд – на немецкие. Из $1,1 трлн долга Испании $114 млрд приходилось на британские организации, $220 млрд – на французские, а $238 млрд – на немецкие. Та же ситуация наблюдалась в Италии, Португалии и других странах-должниках системы евро. Прародителем всех внутриевропейских долгов стали $511 млрд, которые Италия была должна Франции.

В то время как государственный долг не был выплачен целому ряду организаций (включая пенсионные фонды и фонды пожертвований), преобладающе большая часть денег не была выплачена банкам других государств. Это стало причиной тайной финансовой помощи американской Федеральной резервной системы Европе в 2008 году. Заметим, что Федеральный резерв сильно старался сохранить детали в тайне, пока некоторые из них не выявились в введении в действие закона Додда – Франка в 2010 году. Вот почему держатели облигаций Fanny Mae и Freddy Mac не понесли никаких убытков, когда этим компаниям была оказана финансовая помощь американскими налогоплательщиками в 2008 году. Именно поэтому ведущие государства, такие как Франция и Германия, так быстро сплотились, чтобы поддержать заемщиков Греции, Ирландии и Португалии, когда государственный кризис евро достиг критической точки в 2010 году. На эти три финансовые поддержки ведущие экономики Европы сподвигло то обстоятельство, что европейская банковская система была несостоятельной. Субсидии греческим пенсионерам и ирландским банкам были лишь небольшой платой за то, чтобы не пришлось смотреть, как все прогнившее сооружение рухнет.

Однако в государственном долговом кризисе Европа не осталась в беспросветном одиночестве. Соединенные Штаты совместно с Китаем способствовали экономической выручке Европы, помогая по разным, но в основном корыстным целям. Европа представляет собой крупный экспортный рынок для США. Сильный евро поддерживает европейские аппетиты на американские станки, летательные аппараты, лекарства, программное обеспечение, сельскохозяйственную продукцию, образование и различные товары и услуги, которые США могут предложить. Коллапс евро может означать крах торговли между двумя титанами мирового производства. Европейским банкам может сильно навредить крах валюты Евросоюза, коллапс хранящихся в них евро вызовет незамедлительное отвращение инвесторов ко всем этим межгосударственным и государственным долгам (выраженным в евро) и заставит их бежать из европейских банков. Последствия европейского долгового дефолта для американских экспортеров были бы слишком велики; континент слишком огромен, чтобы потерпеть такую неудачу. Финансовая помощь США, своп-линии и поддержка таких эмитентов, как Fanny Mae, была частью многогранных, многолетних попыток поддержать стоимость евро.

Да ведь и в сферу китайских интересов также входила поддержка евро, однако усилия азиатской державы включали в себя политические задачи. Европа также является экспортным рынком для Китая, как и для США, и в этом отношении интересы Китая схожи с интересами США. Но китайские банки не близки с европейскими так, как американские, что дает Китаю большую степень свободы в отношении выбора, каким образом и когда помогать евро. Европейский государственный долговой кризис дал Китаю шанс разнообразить свои резервы и портфель инвестиций за счет евро (нежели доллара). Появились и другие шансы: приобрести передовые технологические системы, от которых отказывались США, развить позиции, с которых Китай мог бы принять участие в широкомасштабном научно-техническом обмене.