Валютные войны - Джеймс Рикардс

Администрация президента Дж. Буша-младшего хорошо знала об этом потоке жалоб, но была вместе с тем настроена на близкие отношения с Китаем по ряду других вопросов. Китай был крупнейшим покупателем иранской нефти, а поэтому был способен влиять на Иран в его конфронтации с США по поводу разработки ядерного оружия. Китай был незаменимым спасательным кругом для герметично опечатанного режима Северной Кореи, с которой у него есть общие границы, а также был в состоянии помочь США достичь своих стратегических целей на Корейском полуострове. Огромные американские корпорации жадно впивались взглядом на китайский рынок и стремились к прямому допуску на рынок через экспансию, приобретения или совместную деятельность с китайскими партнерами, и все это требовало одобрения от китайского правительства. Китай пострадал от унижения, когда в 2005 году Китайская национальная корпорация по разработке нефтяных месторождений на шельфе аннулировала свое предложение о поглощении американской Unocal Oil после того, как палата представителей проголосовала 398 голосами против 15 призвать президента Буша пересмотреть это предложение по соображениям национальной безопасности. Такое отторжение могло запросто вылиться в ответный отказ от американских закупок в Китае. Вкратце, Америка могла потерять столько же, сколько и выиграть из-за конфронтации с Китаем. Так что продолжительный диалог экспертов на высоком уровне казался более эффективным подходом.

Президент Буш принял меры по необходимому поддержанию контроля над валютным напряжением между Китаем и США, запустив так называемый стратегический экономический диалог между странами в 2006 году. Эти встречи продолжались и при администрации Обамы в более широкой форме и даже чуть изменили название: «Стратегический & экономический диалог», чтобы отразить включение американского госсекретаря и китайского члена Госсовета в ответственность за иностранную политику. Включение в разработку международной политики чиновников от экономики (наряду с профессионалами-дипломатами) хорошо демонстрирует ясное признание взаимосвязи геополитических и финансовых аспектов национальной политики XXI века.

«Стратегический & экономический диалог» был, по существу, одним из нескольких двусторонних и многосторонних форумов, отчасти предназначенных для того, чтобы справиться с наступлением новой валютной войны. Он помог избежать возрастания напряжения в связи с обвинениями в валютных манипуляциях, но сама проблема не исчезла. Состоялся и ряд двусторонних саммитов между китайским президентом Ху Цзиньтао и американским президентом Бараком Обамой, но ни «Диалог», ни саммиты не принесли никаких результатов.

Соединенные Штаты выбрали G20 («Большую двадцатку») как основную арену для подталкивания Китая в сторону ревальвации – как из-за возможности привлечения союзников, которые могли бы присоединиться к попыткам, так и из-за того, что китайцы более почтительны к мировому мнению, чем к мнению только США. Недавний значительный прогресс в сторону ревальвации юаня обнаружил тенденцию, что он возможен не одновременно с собраниями «Диалога», а, скорее, до саммитов «Большой двадцатки». Например, небольшая, но все же значимая ревальвация юаня в июне 2010 года (с 6,83 15‑го числа до 6,79 25‑го) произошла непосредственно перед саммитом «Большой двадцатки» в Торонто. Очередной скачок юаня с 6,69 (1 ноября 2010 года) до 6,62 (11 ноября 2010 года) совпал с саммитом G20 в Сеуле. Это показывает, что Китай внимателен к «Большой двадцатке», но, когда дело доходит до других форумов, он таковым может и не быть.

К весне 2011 года на американо-китайском Тихоокеанском фронте валютной войны было затишье. Однако основные проблемы до сих пор не разрешены. Гнет по поводу безработицы в обеих странах означал, что напряженность в отношениях может разразиться в любой момент. Смена власти в Китае в 2012 году и президентские выборы в США в том же году повысили спектр внутренних политических сил, которые станут катализатором для дальнейшего международного противостояния.

Атлантическая арена

Атлантическая арена Третьей Валютной войны, то есть отношения между долларом и евро, более точно понимается как взаимозависимость, нежели противостояние. Это объясняется просто: взаимная связь американских и европейских рынков капитала и банковских систем значительно сильнее, чем в любой другой паре в мире, состоящей в финансовых отношениях. Эта взаимозависимость никогда не была так живо видна, как после моментальных последствий банкротства инвестиционного банка братьев Леман (Lehman Brothers investment bank). Хотя банкротство было зарегистрировано в федеральных судах США (после неудавшихся попыток финансовой помощи, проводимых Минфином США), некоторыми из крупнейших финансовых жертв и наиболее затронутыми этим сторонами стали европейские хеджевые фонды, которые проводили внебиржевые обменные дела или сохраняли клиринговые счета в лондонских филиалах банка братьев Леман. Это трансатлантическое фиаско, о котором в то время много писали, усилилось в декабре 2010 года, когда ФРС, в связи с обязанностью публиковать сведения, возлагавшиеся на нее по новому закону Додда – Франка, предоставила исчерпывающие детали по чрезвычайным операциям кредитования и финансовой помощи Европе во время паники 2008 года.

Валютный курс евро и доллара в начале 2011 года был почти на той же отметке, что и в 2007‑м. В начале января 2007 года евро стоил $1,30 и четырьмя годами позже обменивался примерно по курсу $1,30. Но не стоит путать эквивалентность со стабильностью. На самом деле отношения доллара и евро были очень изменчивыми, когда евро обменивался до максимума $1,59 в июле 2008‑го и до минимума $1,10 в июне 2010‑го.

Евро и доллар лучше всего понимаются как два пассажира на одном и том же корабле. В любой момент времени один из пассажиров может быть на более высокой палубе, а другой – на более низкой. По каким-то своим соображениям они могут меняться местами, могут двигаться вверх или вниз относительно друг друга, но в конечном счете они на одном судне, двигающемся с одной и той же скоростью, имеющем один и тот же пункт назначения. Ежедневные колебания отражают формальные факторы, типа краткосрочный запас и требования спроса, боязнь дефолта или дезинтеграции евро, однако предпринимаемые меры по спасению и финансовой помощи быстро приносят облегчение. Весь свой путь доллар и евро продолжают вместе дальше и никогда не разделяются чем-то большим, чем размеры корабля, на котором они плывут.

Тем не менее у Соединенных Штатов полно хлопот на «Атлантическом фронте» валютной войны, которые заключаются не столько в попытке чрезмерно усилить евро, а скорее для того, чтобы удостовериться, что он совсем не распался. Евро сам по себе представляет собой что-то вроде чуда современной валютной выдумки, изобретенное членами Европейского союза после 30 лет обсуждений и 10 лет активного специального изучения и планирования. Он явился кульминацией европейского проекта, начатого после Второй мировой войны, целью которого было сохранить мир.

Европа, начиная с середины XVI века, с эпохи Ренессанса, была более 400 лет раздираема кровопролитными битвами, которые велись во времена Реформации, Контрреформации, Тридцатилетней войны, Английской революции, войн Людовика XIV, Семилетней войны, Французской революции, Наполеоновских войн, франко-прусской войны, Первой и Второй мировых войн, холокоста, падения «железного занавеса» и ядерного террора холодной войны. К концу XX века в Европе выработалось отвращение к требованиям националистов и претензиям на военное превосходство. Старые этнические, национальные и религиозные разделения в странах Европы все еще присутствовали. Необходима была объединяющая сила – что-то, что свяжет экономики настолько близко, что нельзя будет даже подумать о войне.