Восемь с половиной часов - Игорь Анатольевич Верещенский

мог, Вадик, наверно бы, фыркнул, рассуждая, что Тёме, например, следовало понастойчивее быть. А то вечно с ним соглашается. К Тане он такой претензии предъявить не мог, но и так понимал, что на самом деле во всём виноват именно он, и ни кто другой. Он потащил их сюда, он не рассказал всего, что было в статье, он игнорировал все Танины предостережения. Врал даже в момент их последнего разговора, ведь в статье-то было достаточно подробно описаны те опыты и что получалось после них. А так же то, что директор много времени уделял разработке лекарств, и предположения о каком-то изобретении неизвестного предназначения. Но и самое главное – что его так и не смогли арестовать, он якобы бесследно исчез, и автор статьи связывал этот случай с тем изобретением. Вадик соврал и в другом – статью-то он нашёл ни в интернете, а получив её непосредственно от человека, имеющего связь с тем таинственным Михаилом Паниным, поскольку данная информация возможно до сих пор была засекречена. Автор пытался предостеречь читателей, но в Вадике это лишь разожгло любопытство, и он опрометчиво не обратил должного внимания на некоторые особенно «пугающие» доводы статьи, легкомысленно сочтя их за небылицы для «нагнетания атмосферы». В общем, не обладая никакими фактами, поддался своему личному суждению, что делал нередко. Зачастую такие поступки являются смелыми и оригинальными, но есть и исключения, приводящие к непредсказуемым последствиям.

В статье упоминалось и о том, что время удивительным образом щадит Ярослава Карловича: за тридцать с лишним лет он мало изменился. Автор предполагал, что среди его лекарств нашёлся и препарат, замедляющий старение. Но Вадик, будучи реалистом, верить в некий чудодейственный эликсир упорно отказывался. Слишком уж это выглядело неправдоподобно, учитывая, что люди всё время своего существования искали этот эликсир, но чем более фантастической и распространённой является мечта, тем сложнее поверить в её выполнение. Как и многие, Вадик полагал, что просто на этом человеке возраст сказывался медленно. Бывают же такие люди, которые почти не меняются. К тому же, тридцать лет – не такой уж продолжительный срок. Но теперь, припоминая в подробностях все черты старика, странную походку, чересчур костлявые руки с длинными пальцами, рациональная часть сознания отчаянно отвергала навязчивую мысль, в то время как очевидное, переставая быть невероятным, всё настойчивее говорило Вадику, что старик – и есть директор. Вещи, которые мы понять не можем, мы предпочитаем отложить до появления каких-либо пояснений, иначе ведь и с ума сойти не долго, учитывая пытливость нашего сознания. Но в тех случаях, когда их отложение невозможно, они доставляют кучу моральных переживаний. Вот и Вадик теперь сидел, упорно подыскивая объяснение феномену старика. И очень надеялся, что это и никакой не феномен.

Уже давно стемнело, тёмная августовская ночь звёздным лоскутком неба заглядывала сквозь пыльные стёкла в лабораторию. Луна неторопливо поворачивала из-за дома, её лучи уже коснулись пола и столов, наполнив помещение мягким светом. Глаза давно привыкли к темноте, и Вадик видел всю комнату не хуже, чем днём. Изредка откуда-то слева, должно быть, из комнаты, где был Тёма, доносились тихие вздохи, напоминавшие стон. В остальном – абсолютная тишина, давящая на мозг; разве что иногда с улицы доносилось стрекотание сверчка или крик какой-нибудь ночной птицы. Свет луны падал на колбу с жидкостью, которая теперь приобрела нежный розоватый оттенок; и освещалась, словно в витрине. Для Вадика она сейчас была чем-то вроде Святого Грааля для христиан – вот он, совсем близко, но всё равно его нельзя достать. Он мог лишь беспристрастно смотреть на него. Перебирая теории спасения, он справедливо рассуждал, что раз этот дед такой великий химик, то мог бы убить его сразу. А раз он этого не сделал, значит, должен вернуться за ним. Либо же стоит просто подождать, пока всё вещество испарится из колбы. Лишь бы с голоду не помереть прежде. Остановившись на этом несколько успокаивающем варианте, он углубился в другие воспоминания – о друзьях, о семье… что будет с ними, когда он не вернётся? И сколько нехороших поступков он совершил в жизни… на глаза навернулись слёзы. В такие моменты мы всегда более критично рассматриваем прожитое время, ибо попытки что-либо исправить уже может не быть.

Довольно большой паук в оконном проёме спустился сверху, и стал на фоне мутного стекла плести паутину, готовясь к дневной охоте. Вадик смотрел, как он неумолимо, круг за кругом натягивал тонкие нити – он точно знал, что делает. Люди же, плетя такие же паутины из поступков и действий, зачастую не знаю, чем в итоге всё закончится. Может быть, какой-нибудь крупный жук разорвёт паутину, поставив под угрозу её хозяина, но он ещё сумеет её починить, а может, паутину смахнёт чья-то метла, прибив и её «автора». Все мы и авторы, и мётлы одновременно, и зависит только от ситуации, в какой роли нам выступать, мы ли попались в чью-то паутину или наоборот. Вадик как раз ощущал себя добычей. Но в исключительных случаях и добыча побеждала охотника…

Свет луны померк; начинался рассвет. Небо постепенно приобретало обычный дневной, ярко-голубой оттенок, ветерок зашевелил макушки деревьев, и вскоре их коснулись первые солнечные лучи. В комнате заметно посветлело. Вадик уловил в тишине непонятный шум, доносившийся справа и кажущийся совсем близким, словно в столе кто-то скрёбся. Из щели между двумя тумбами появилась мышь. Явно не ожидая здесь никого встретить, она в недоумении уставилась на Вадика. Поняв, что пока опасности он не представляет, она осторожно, обнюхивая весь мусор на полу, двинулась к нему, и вскоре уже была у его беспомощно лежавшей руки. Все его попытки шикнуть на неё окончились неудачей, не говоря уже о том, чтобы пошевелить пальцами. А мышь ими очень заинтересовалась, рассматривая, видимо, как съедобный предмет. Только этого не хватало! В голове Вадика сразу всплыли все воспоминания о том, переносчиками каких болезней могут быть мыши. Но мыши же не едят мясо! А вдруг это мутировавшая мышь? Нажралась здесь какой-нибудь дряни… да и мало приятного, когда тебя заживо пожирают, пусть даже очень медленно. В кармане, наверное, остались крошки от печенья… но мышь почему-то залезла ни в карман, а на руку. Вадик почувствовал себя в положении Буратино, когда к тому наведалась крыса Шушара. В этот момент с лестницы донеслись спасительные, на первый взгляд, шаги. Они приближались, и мышь быстренько ретировалась. Шаги затихли за спиной, в замке щёлкнул ключ, и дверь толкнула Вадика, из-за чего он упал на левый бок. В щель, заглядывая