Метро 2033. Реактор-2. В круге втором - Валерий Желнов

Для меня началось самое страшное. Радиация, жар и ветер делали свое дело. Все мое тело горело, болело и чесалось. Я уже несколько раз обмочилась и обделалась под себя. Раньше родители капали мне в глаза специальную слезную жидкость, так как моргать сама я не могла. Теперь это делать было некому, и мои глаза жгло, как каленым железом. Зрение замутилось, и я с трудом различала предметы вокруг себя. А еще мне все сильнее хотелось пить и есть. Я где-то читала, что при длительном голодании чувство голода и жажды постепенно уменьшается. Это ложь. Не знаю, как у других, у меня эти чувства становились все сильнее и сильнее. Прошел день, потом другой, а эта пытка все продолжалась. Я ждала, когда, наконец, сойду с ума, но безумие так и не приходило. Как назло, соображала я так же ясно, как и до катастрофы. Я уже почти ничего не видела. Передо мной висела сплошная белесая пелена, склеры высохли полностью. Вдыхаемый воздух был сухой, так как рот не увлажнял его.

Свет и тьма сменились пять раз. Все это время незабываемые ощущения нисколько не уменьшались, а даже наоборот. Ко всему прочему еще присоединился запах, но об этом ладно. На короткие промежутки времени я впадала в забытье, как будто о чем-то крепко задумывалась. В эти периоды мне представлялось, что все по-прежнему, и мы с родителями и бабушкой идем в зоопарк на прогулку или играем дома на ковре в «Монополию». Можно сказать, что таким образом я спала. Но чаще мне виделись кошмары.

Однажды я очнулась в своей прежней квартире. Вокруг все было чисто и солнечно. Рядом стояли родители и с любовью и умилением смотрели на меня. Все было по-прежнему, кроме меня. Я все так же лежала в собственных нечистотах, кожа и глаза горели, хотелось пить. Я пыталась показать им, как мне плохо, мысленно кричала: «Пить! Накормите меня! Помойте меня!». Но они только стояли и улыбались. Потом внезапно начали кривляться и, громко смеясь, тыкать в меня пальцами. Я закричала.

В следующий раз мне «приснилось», как мама, вся обгоревшая, покрытая язвами, переломанная от падения с высоты, вползла обратно в пролом и начала жрать труп бабушки. Потом подползла ко мне и долго смотрела на меня. Потом уползла обратно. Приходил отец и долго бродил туда-сюда по комнате. И еще много было подобных видений. Но я все время возвращалась в вонючую, разрушенную квартиру, к боли и мучениям. Единственный, кого я четко видела перед собой, был мой плюшевый мишка. В один прекрасный момент я поняла, что наконец-то умираю… Стало трудно дышать, а сердце билось с перебоями. Я столько времени молила о смерти, что мне бы надо было обрадоваться, но именно тогда мне жутко захотелось жить. Наверное, я все-таки повредилась умом, потому что я вспоминала маму, папу, бабушку, друзей. И мне хотелось к ним, в тот мир, где было светло и спокойно, и где все были рядом, и я была здорова. Я смотрела на плюшевого мишку и мысленно кричала ему: «Жить! Жить! Жить!», как будто он был воплощением бога на земле. А потом впала в забытье.

Тогда со мной что-то и произошло. Сколько времени прошло, не знаю. Когда очнулась, первое, что я заметила – что вижу все вокруг четко и ясно. На улице был день и шел снег. Внезапно я почувствовала, что могу шевелиться. Я приподнялась на кровати и с удивлением оглядела свои руки, ноги и тело. Попыталась пошевелить ногами и руками – и, о чудо, они меня послушались. Странное было ощущение, мне казалось, я уже забыла, как это делать. В проломах свистел ветер, загоняя внутрь снежинки, но мне не было холодно. Около стены, перед самым большим проломом, на развалившемся стуле сидел полуразложившийся труп, одетый в длинную юбку, вязаную кофту, с платком на голове. Левая рука его свисала почти до пола. Другой труп лежал около стены.

Я встала с кровати и сделала шаг. Удивительно, но он дался мне очень легко, как будто я все это время ходила, а не валялась бревном в кровати. Потом я пошла по квартире, чего не делала уже два с половиной года. Сначала я подошла к дыре в стене и выглянула наружу. Город, насколько хватало глаз, был полностью разрушен. Внизу ничего не было видно. В дыру ветер заносил снег. Я обернулась и посмотрела на труп бабушки. Он был высохший и, казалось, просидел здесь как минимум несколько лет. Я обратила внимание, что из ног бабушки были вырваны куски мяса, и на них имелись следы зубов. Человеческих. До сих пор стараюсь не думать об этом.

Пошарив по квартире, я нашла более-менее годную одежду и переоделась. Оставаться здесь было страшно. Я спустилась вниз и стала ходить по развалинам. Кругом было пусто, грязно, жутко. И очень много трупов. Один раз на меня выскочила целая стая жутких существ, но они просто пробежали мимо, как будто меня и не было. Я уже потом поняла, что они приняли меня за свою. Я стала жить на улице. Звери обходили меня стороной, и мне нечего было бояться. Радиация на меня не действовала, по крайней мере, я так думаю. С едой было туго. Жрать трупы я так и не смогла себя заставить. Ела консервы, когда находила их. Странно, но в еде я не сильно нуждалась. А потом встретила Пастора. Он с ребятами патрулировал улицу. Сначала меня чуть меня не пристрелили. Еще бы – без защитного костюма, без оружия. Чумазая вся, как чушка. На мое счастье, в этот момент на них накинулась стая лысых псов. Я заставила стаю уйти, не причинив им вреда. Тут Пастор, видимо, и смекнул, что живая я полезнее буду. Посидели с ним, поговорили. Он привел меня в бункер, по дороге сочинил мне легенду. Взял меня к себе в группу. С тех пор с ними работаю. Вот так.

Дмитрий сидел, с трудом переваривая услышанное.

– Как ты думаешь, что со мной произошло? Я тогда что, умерла?

Зорин аж поперхнулся.

– Нет, – покачал он головой. – Сомневаюсь, что такое возможно.

Ему и самому не хотелось думать, что он сидит в паре метров от зомби. Пусть даже симпатичного и хорошо сохранившегося.

– Нет, – повторил он. – История, конечно, невероятная, но думаю, на тебя так подействовала радиация. Восстановила мозг, тело и все такое. Так что не беспокойся, ты не зомби. Ты просто еще один мутант.

Неуклюжая шутка не возымела должного действия. Оксана обхватила себя за плечи и поежилась, как будто ей внезапно стало холодно.

– И я так думаю.

– А тебя что, не обследовали в этом самом бункере? – спросил Дмитрий, чтобы сгладить неловкую ситуацию.

– Нет, что ты. Начать меня исследовать – значит, раскрыть меня. А Пастор этого не хотел.

– Почему?

– Ну, тогда меня точно убрали бы из группы. И разрезали бы где-нибудь на кусочки. А я в группе ой как нужна. Им со мной легче стало на поверхность ходить.

Зорин замолчал, формулируя новый вопрос.

– Оксана?

– А?

– Там, в Новосибирске, при первом знакомстве мне показалось, что командир и остальные тебя, ну, как бы опасаются, что ли. Боятся?

– Боятся, – тихо подтвердила девушка.

– Почему?

– Потому, – буркнула Оксана. – Все тебе знать надо.

– Не хочешь, не отвечай.

– Да нет. Когда группа Пастора меня в развалинах нашла, двое из них захотели меня… со мной…