Жизнь, какой мы ее знали - Сьюзан Бет Пфеффер

Может, запах свежеиспеченного хлеба, а может, вино, а может, просто-напросто достаточное количество еды сделали этот вечер дивным для всех нас. Я все переживала, каково будет папе и Питеру на одной территории, но они справляются, как и мама с Лизой, типа они лучшие друзья и ужинать вместе – самая обычная для них вещь на свете.

Все разговаривали. И шутили. И прекрасно проводили время.

После ужина мы с Мэттом убрали со стола. Никто не хотел, чтобы вечер заканчивался, мы засиделись.

Даже не помню, о чем шла речь, но вряд ли о чем-то серьезном, потому что за весь вечер никто ничего серьезного не говорил (даже Питер придержал при себе свою смертную хронику), и вдруг Джонни спросил:

– А мы все умрем?

– Да ладно, – сказала мама, – не такая уж у меня ужасная стряпня.

– Нет, я серьезно, – настаивал Джонни. – Умрем?

Мама с папой переглянулись.

– Не в ближайшем будущем, – ответил Мэтт. – У нас есть еда и топливо. Мы справимся.

– А когда еда кончится, что тогда? – спросил Джонни.

– Простите, – проговорила Лиза. – Мне не хочется это обсуждать, – и она вышла из комнаты.

Папа очевидно разрывался, но в конце концов поднялся и пошел за ней.

Остались только мы – «мы», к которым я успела привыкнуть за пару месяцев.

– Джон, ты имеешь полное право на честный ответ, – произнес Питер. – Но мы ведь не знаем, что произойдет. Возможно, правительство направит сюда продукты. Где-то должны были сохраниться склады. Все, что в наших силах, – просто жить день за днем и надеяться на лучшее.

– Я-то уверена, что не переживу этого всего, – сказала миссис Несбитт. – Но я старая женщина, Джонни. А ты молодой паренек, здоровый и крепкий.

– Но что, если все станет хуже? – спросила я. Даже не знаю, почему. Вероятно, меня задело, что все кинулись убеждать Джонни в том, что он выживет, а мне никто ничего такого не сказал. – Что, если вулканы – не последняя плохая новость? Что, если Земля останется, а человечество погибнет? Так ведь может случиться, разве нет? И не через миллион лет. Это может произойти сейчас, завтра, через пять лет. Что тогда?

– В детстве я обожал динозавров, – сказал Питер. – Как их обожают дети. Читал про них где попало, выучил их латинские названия, мог определить вид по одному скелету. Трудно поверить, что такие громадные животные просто исчезли. Но они ведь и не исчезли бесследно. Они эволюционировали в птиц. Жизнь, может, не будет такой как сейчас, но она продолжится. Жизнь – сохранится. Я всегда буду в это верить.

– Насекомые все пережили, – вставил Мэтт. – И это переживут.

– Ну отлично, – сказала я. – Тараканы эволюционируют? Комары станут размером с орлов?

– Может, вырастут бабочки, – предположил Мэтт. – Только представь себе бабочку с размахом крыльев в полметра, Миранда. Представь себе мир, сверкающий цветными бабочками.

– Ставлю на комаров, – произнесла миссис Несбитт, и все так обалдели от ее циничного замечания, что тут же расхохотались.

Мы так ржали, что разбудили Хортона, который от неожиданности вскочил и спрыгнул с коленок Джонни, от чего мы засмеялись еще сильнее.

Как раз в этот момент вернулся папа, а Лиза больше не пришла.

3 августа

Папа и Мэтт работали весь день. За ужином папа сказал, что они с Лизой уезжают завтра пораньше с утра.

Конечно, нечему тут удивляться, но все равно было больно это услышать.

Лиза сегодня почти весь день провела в постели. Мама заходила пару раз узнать, все ли у нее в порядке, но похоже, это ни на что не повлияло.

– Она волнуется за родителей, – объяснила мне мама. – И само собой, за ребенка. Ей не терпится обустроиться, а чем дольше они откладывают, тем тяжелее может выйти поездка.

Интересно, Лиза так же торопилась бы, если бы Джонни не спросил про конец света?

Папа сделал сэндвичи с тунцом для себя и для нее и отнес ее порцию наверх. Какое-то время мне казалось, что он там и останется, а утром совсем рано уедет и я так его больше и не увижу.

Но через час или около того он присоединился к нам на веранде.

– Пойдем посидим на крылечке, а, Миранда? – предложил он.

– Конечно, – согласилась я, и мы вдвоем вышли на улицу.

– У меня все не было возможности толком поговорить с тобой, – сказал он, когда мы уселись на качелях. – Я провел много времени с Мэттом и Джонни, но не с тобой.

– Да все нормально. Дрова важнее.

– Ты и твои братья – вот что важно. Миранда, я хочу, чтобы ты знала, как я горжусь тобой.

– Гордишься мной? – не поняла я. – Почему?

– Миллион причин. Потому что ты умная, веселая и красивая. Потому что ты нашла себя в плавании, когда не сработало фигурное катание. Горжусь тем, как много ты делаешь, чтобы облегчить жизнь своей матери. Горжусь, что не жалуешься, хотя есть так много поводов. И просто потому, что ты такая дочь, которой гордился бы любой отец. Я знал, что не зря попросил тебя быть крестной малыша, и за последние несколько дней увидел, насколько это правильное решение. Счастлив быть твоим отцом. Я так сильно тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю. И с ребенком будет все хорошо. Вообще все будет хорошо, я точно знаю.

– Я тоже это знаю, – сказал папа, и мы обнялись.

А потом сидели молча, потому что обоим было понятно – слова лишь испортят момент.

Затем папа встал и пошел наверх к Лизе. А я еще посидела на крыльце, размышляя о младенцах, бабочках и о том, каким будет остаток моей жизни. Когда я передумала все-все, что можно передумать, до последней мысли, я пошла в дом и там какое-то время просто слушала тишину.

4 августа

Папа с Лизой уехали сегодня в шесть утра.

Мы все встали в это время и вместе позавтракали. Мама раскопала банку клубничного варенья, которое ушло с остатками хлеба. Еще были персики и растворимый апельсиновый напиток. Папа с мамой выпили кофе. Лиза – чай.

Папа всех нас обнял и всех поцеловал на прощание. Мне потребовалась вся сила воли, чтобы не цепляться за него. Все отдают себе отчет, что мы можем больше никогда не встретиться.

Он пообещал писать при любой возможности и непременно сообщить, как бабушка.

Лиза села за руль. Думаю, потому, что папе вести машину очень мешали бы слезы.

6 августа

Проснулась с мыслью, что больше никогда не увижу Сэмми. Никогда не увижу Дэна.

Ужасно страшно, что никогда не увижу папу.

И не знаю, как я выживу, если больше никогда не увижу солнца.

7 августа