Солги со мной - Сабин Дюран

Ее губы тронула легкая улыбка.

– Почему?

– Потому что ты значишь для меня больше, чем я сам понимаю.

Она внимательно посмотрела на меня и произнесла:

– Лучше бы ты определился – или то, или другое.

– Так не бывает…

Я потянулся губами выше, чтобы прекратить разговоры, и это чудесным образом возымело эффект.

Проснулся поздно ночью. Горемычная собака заходилась опять и опять: невыносимый звук, вдребезги раскалывающий ночь. Зуд от комариных укусов, как будто что-то копошится под кожей. Показалось, что услышал шум. Элис ходит по комнате? Проверил. Нет, спит рядом, теплый холмик волос.

Я проснулся раньше Элис, быстро принял душ, стараясь ее не разбудить, и облачился в длинные брюки и рубашку на пуговицах – наряд, который, по моему мнению, подходил для путешествия на другой конец острова и встречи с вороватой хиппи.

Элис продолжала спать с приоткрытым ртом. Влажные волосы разметались по подушке.

На улице стояла жара. Строители уже ковыряли и буравили землю. Дети повставали. Фиби в хлопчатобумажном саронге сидела на верхней ступеньке тропы к бассейну и жевала краюху хлеба. Муравьи медленно утаскивали крошки от ее ног. В кухне Фрэнк истерически отмахивался полотенцем от большого оранжевого насекомого, а Луис застыл перед открытым холодильником. Цвет лица у него сегодня был лучше, хотя прыщей, кажется, прибавилось. Сложно сказать. Я смотрел, как он достает арахисовое масло и отвинчивает крышку. Он уже собирался макнуть туда палец, но заметил меня и, залившись краской, взял ложку. Если вдуматься, совсем еще сопляк. Неуклюжий и беспокойный, умирающий от смущения. Сын Элис. Никакой не насильник…

Когда я вышел на террасу с чашкой кофе, Элис стояла у двери в спальню и разговаривала с Эндрю. Уже оделась: летнее платье, высокие сандалии на платформе и соломенная шляпа с широкими полями. Он был босиком, в коротком вафельном халате.

– Нет, он настаивает, – произнесла Элис.

Увидела меня, и выражение лица изменилось.

– Вот он! Ты же хочешь со мной поехать, Пол? Эндрю тоже предлагает, но я как раз говорила ему, что он не нужен.

Я со стуком поставил чашку на стол.

– Весь к твоим услугам!

Эндрю подошел, расправив плечи и выпятив грудь. Сегодня утром на его подбородке была щетина, но не везде, а местами, как у старика.

– Не хочу, чтобы она сама вела машину, – процедил он сквозь зубы.

Элис отвернулась и разговаривала с Фиби.

– Она не ребенок, – ответил я.

Его рот приблизился. Я ощутил несвежее дыхание и слабый запах цикория.

– Она сейчас очень ранима.

У меня за спиной сжались кулаки.

– Вот что: дай мне бумаги, я позвоню в компанию и попрошу вписать меня в страховку. Спорим, не откажут!

Рев строительной техники внезапно смолк, повеяло чем-то сладким.

Элис подняла голову.

– Гениальная мысль!

У Эндрю был такой вид, будто его сейчас кондрашка разобьет.

– Значит, порешили, – дружелюбно произнес я.

Последовала заминка. Сначала Эндрю искал номера телефонов, потом я отошел на передний двор, где была связь, и делал вид, что диктую оператору номер водительского удостоверения и кредитки.

Ехали по ухабам два часа. Изредка попадались деревушки, где под оливами играли в кости старики, потом дорога пошла все время вверх, пейзаж стал голым и диким, на поверхность выходила порода в окружении неожиданных пятен зеленой травы. Слушали сборный диск: «Палп», «Оэйзис», «Бьютифул Саут» – и иногда подпевали. Я нажал кнопку и опустил стекла.

– Эндрю переживает, чтобы никто не открывал, из-за кондиционера, – сказала Элис, подставляя лицо горячему ветру. Ее волосы развевались сзади. – Но, вообще-то, приятно.

Я кивнул в такт музыке.

Машина была большая, с плохим обзором сзади, и приходилось сосредоточиваться, особенно на горном перевале с его внезапными крутыми поворотами почти на сто восемьдесят градусов и головокружительными спусками, от которых становилось дурно. Один раз навстречу из ниоткуда выскочил грузовик, и я так резко ударил по тормозам, что Элис полетела вперед.

– Извини! Я не хочу нас угробить…

– Я тоже не хочу, чтобы ты нас угробил.

Сегодня она успокоилась и заметно приободрилась. Видимо, снова ощутила надежду и испытывала облегчение, что контролирует ситуацию. От нее исходила своеобразная нежность, и я решил, что успешно прошел какой-то тест. Сначала я собирался поговорить о Луисе, но теперь, когда мы остались одни, передумал. Отчаянно хотелось ей угодить. Она, видимо, уже смирилась, что поездка окажется напрасной.

– Ты, наверное, просто не хочешь меня расстраивать. Как и остальные. Одна я отчаянно пытаюсь найти ответ, чтобы для Ивонн наконец все закончилось. Иначе она так и не начнет снова жить. Как подумаю, что завтра ни с чем поеду за ней в аэропорт и увижу эту пустоту в ее лице…

– Расскажи про тот вечер, когда пропала Джесмин. Если не трудно…

Она поморщилась.

– Это было ужасно! Просто кошмар! Мы только приехали. Организовали отдых Тина и Эндрю. Все сделали, взяли меня под свое крыло, старались, из кожи вон лезли. Но со смерти Гарри прошла всего пара месяцев, и я была в полном раздрае. Прости… – Покачала головой. – Опять я о себе. А надо о ней.

– Да нет, продолжай. С удовольствием послушаю.

Она вздохнула.

– Иногда горе сродни панике. Хочется, чтобы вокруг были люди, но когда ты с ними, возникает непреодолимое желание убежать и остаться в одиночестве. Говорю это, потому что есть связь. Я вела себя очень несобранно. Вечер выдался тяжелым. Мы бросили сумки и пошли на ужин к Гиоргио. Много пили – кроме Тины. Она держала себя в руках и потом повезла домой детей, еще маленьких. Мы с Эндрю разговорились с французской парой за соседним столиком. Потом ввалился ты… – Она бросила на меня взгляд.

– Ах да…

– Ты был гораздо пьянее нас, орал, горланил какую-то песню и вообще вел себя отвратительно.

– У всех нас в тот вечер была своя драма…

– Эндрю тебя выпроводил, но для меня все стало уже слишком. Хотелось сбежать, остаться одной. И я уехала, бросив Эндрю. На полдороге сообразила, что забыла на стуле кофту, вернулась и в конце концов еще выпила с Эндрю и французами. Вскоре прибежала Ивонн. Кричала, что у нее пропала дочь. Вокруг столпились греки и туристы, но никто не говорил по-английски, и поэтому я вмешалась. Я так старалась ее успокоить, говорила, что все будет хорошо. Потом прибыла полиция, организовали поисковые группы…

Она запнулась.

– Ты сделала все, что могла, – произнес я после паузы.