Последнее слово за мной - Татьяна Полякова

Расплатившись с водителем, я торопливо вошла в огромныйподъезд и огляделась с некоторым удивлением.

Снаружи здание выглядело свежеотремонтированным, нарядным ина редкость крепким, подъезд же являл собой иную картину: строительные леса,мусор, облезлые стены, прикасаться к которым казалось чрезвычайно опасным — ану как рухнут?

Мои шаги гулко отдавались под сводами, налево уходил узкийкоридор, на стене жирная стрелка и надпись «Союз». Лаконично, а главное —понятно. Пошарив вокруг глазами, я обнаружила за строительными лесами широкуюлестницу и заспешила туда. Лестница была металлическая, старинная и без перил,а очередная стрелка указывала: «Галерея».

В галерее стояла благоговейная тишина, где-то слева тихопереговаривались, я собралась идти в ту сторону и вдруг увидела женщину — онасидела в кресле возле окна и читала журнал.

— Здравствуйте, — стараясь не нарушать священнуютишину, сказала я.

Женщина взглянула поверх журнала, отложила его в сторону иулыбнулась:

— Интересуетесь живописью?

— В общем, да…

— У нас все работы продаются… прекрасные художники. Яхотела спросить об А. Морозове, но передумала: для начала стоит пройтись погалерее. Вскоре я с облегчением вздохнула: первый же встреченный мною портретбыл подписан "А.

Морозов". Побродив с полчаса по двум большим залам ирешив, что времени для осмотра прошло достаточно, чтобы мое возвращение непоказалось невежливым, я поспешила к женщине.

— Понравилось? — проявила она интерес.

— Да, очень. Особенно портреты.

— Вы можете свой портрет заказать. — Она кивнулакуда-то за мою спину, я оглянулась и справа от входной двери увидела портретмальчика лет двенадцати в тяжелой раме. — Очень хорошая работа,по-моему, — сказала женщина. — Если заинтересуетесь, я позвонюхудожнику, он с вами свяжется. Берет недорого, а память на всю жизнь.

Портрет мальчика был подписан так мудрено, что фамилииавтора я не разобрала.

— А с Морозовым связаться можно? — спросилая. — Мне его портреты очень понравились.

— Он сейчас выставку готовит в Доме творчества, знаете,где это? Рядом с торговым центром «Ополье». Поговорите, может выберет время… ноон дорого берет. А вот Бубнов у нас и по фотографиям портреты пишет, но этотак, знаете… — Женщина презрительно махнула рукой и вновь уткнулась в журнал, ая заспешила в Дом творчества.

Найти его труда не составило, небольшое двухэтажное зданиеприлепилось одним боком к ограде католической церкви, устремившей узкий шпиль ввысокое небо. Но вот проникнуть в Дом творчества оказалось нелегким делом: всечетыре двери, которые удалось обнаружить, были заперты, звонки отсутствовали, амой интеллигентный стук в одну из дверей не дал никаких результатов. Я совсемотчаялась, и тут дверь как по волшебству распахнулась, выпуская на волю двухдам бальзаковского возраста. Одна была в шляпе с вуалью, а другая в лихозаломленном на одно ухо берете. Оба головных убора выглядели нелепо. Солнцепалило почти по-летнему, из джинсов и свитера хотелось перебраться в шорты имайку, но у женщин, видно, было свое мнение о погоде, на плечах у обеихкрасовались кожаные куртки, правда, расстегнутые.

— Извините, Морозов здесь? — возвысила я голос,перебивая одну из женщин на середине фразы. Она ответила кивком, и япрошмыгнула в дверь.

— Дверь заприте! — прокричали мне вдогонку. Нижнийэтаж был пуст, по крайней мере, ничто ну намекало на присутствие людей, а вотнаверху кипела работа: стучали молотком, что-то отпиливали и даже матерились. Яторопливо поднялась по крутой лестнице и нос к носу столкнулась с парнем летдвадцати семи в черном свитере, с длинными, заплетенными в тугую косичкуволосами.

— Где можно увидеть Морозова? — неожиданнопролепетала я.

— Я Морозов, — слегка удивился он. — А в чемдело? Теперь пришла моя очередь удивляться; парень вовсе не соответствовалпредставлению о художнике Морозове, которое успело у меня сложиться. Тотказался мне пожилым, склонным к сентиментальности и обязательно с бородой.

— Вы извините, что от дел отрываю, — собравшись ссилами, сказала я. — Можно с вами поговорить? Пять минут?

— Почему пять? — хохотнул он. — У нас всяжизнь впереди. Пройдемте вот сюда, здесь стулья найдутся, если поискать.

Один стул действительно нашелся, на него было предложеносесть мне, а Морозов устроился на подоконнике. На меня он смотрел судовольствием, пожалуй, чересчур пристально, я даже собралась было испугаться,но одернула себя: «Он художник».

— А вы очень красивая, — вдруг заявил он. — Ябы с удовольствием написал ваш портрет. Вот так, сидящей у окна, чтобы светпадал справа…

— Я, собственно, за этим и пришла, — сказала я сулыбкой.

— Да? — Он вроде бы удивился.

— Да. Я знаю, у вас скоро выставка, вряд ли есть время,но, когда она закончится, можно я вам позвоню?

— Разумеется. Сейчас со временем действительно неочень, все самому делать приходится… А откуда интерес к моим работам?

— У нас есть общая знакомая. Вы писали ее портрет.

— Да? Кто же это?

— Ефимцева Полина…

— Ефимцева? — Лицо его приобрело озадаченноевыражение. — Не знаю такой, — сказал он убежденно. Пришла моя очередьудивляться.

— Как же так? Портрет подписан вами, и она мнерассказывала… Светлые волосы, короткая челка, очень красивые глаза… ПолинаЕфимцева?

— А… Полина, — обрадовался он. — Она что,замуж вышла? — Не знаю, — испугалась я.

— У нее теперь фамилия другая. По крайней мере, я еезнаю как Басманову.

Полина Басманова, точно. Я рисовал ее прошлым летом. Теперьясно…

— А вы не знаете, где она сейчас? — решилась я.

— В каком смысле? — удивился Морозов.

— Мы познакомились несколько месяцев назад, а потом онаисчезла. Я звонила, даже ездила к ней на улицу Бабеля… Она не собираласьуезжать?

— Нет, — покачал головой Морозов. — Хотя ктоее знает… Полина многое может себе позволить: денег куры не клюют. Слушайте, ачего вы ее на Бабеля искали, у нее же дом в центре… надо же, забыл, как улицаназывается, там еще рядом церковь на пригорке.

— Нижнеглинская, — подсказала я.