Без боя не сдамся - Дина Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но я… – замялась Вика.
– Но ты, надеюсь, получила достаточную сумму за сплетни, потому что зарплаты тебе не видать. Ты уволена.
– Анн Валерьевна! Я же не хотела! – взмолилась Вика. – Простите, пожалуйста!
– Ирина отдаст трудовую. Собрание тебя больше не касается. Предателей не держу.
Уговоры Антона на Анку не подействовали, его вместе с опальной Викторией она выдворила за дверь и осталась наедине с Машей.
– Что ты там натворила, звезда? – усмехнувшись, спросила Анка и откинулась на кресло.
– Мне бы не хотелось рассказывать.
Анка вздохнула:
– Мальчишка симпатичный, – показала она пальцем на Алексея. – Что, правда разбился?
– Да. В коме, – выдавила из себя Маша и решилась: – Анна Валерьевна, я ухожу из труппы.
Изумлённая Анка подалась вперёд:
– Ты в своём уме?! Кто тебя отпустит?! Я тебя собралась в первый состав переводить…
– Спасибо, это очень лестно. Десять дней назад я бы прыгала до потолка от радости, но сейчас не могу.
– Кто тебя переманил? Сколько пообещали? Ты знаешь, я ценными кадрами не разбрасываюсь.
– Никто, Анна Валерьевна, – ссутулилась Маша. – Я просто не могу танцевать. Вообще. Я даже не могу представить, КАК я буду теперь танцевать. Я дышу-то с трудом.
Анка призадумалась, облокотившись на руку:
– Мда… Круто тебя зацепило. Ещё непонятно, кто кому сердце разбил, – ты этому мальчику, или он – тебе.
– Я не в коме, – поджала губы Маша. – И я хочу забрать трудовую книжку.
Анка саркастически усмехнулась:
– Так ты всё-таки устраиваешься куда-то?
– Да, санитаркой в госпиталь.
Анка поразилась ещё больше и только покачала головой:
– Маша-Маша, ты столько времени боролась за место на сцене и теперь отказываешься от всего так легко? Ты же боец! Кто знает, сможешь ли потом вернуться? У танцовщицы век короток. Взяла бы ты, детка, отпуск. Я вижу, случай исключительный. Я ж не монстр, понимаю. Сама влюблялась, и больно было. Но всё проходит. Не руби мосты.
– Анна Валерьевна, – взмолилась Маша, – если я оставлю всё как есть, я сойду с ума. Поверьте. Отпустите меня, пожалуйста!
Анка с сожалением посмотрела на Машу:
– Ладно, детка, иди. Но помни, пока ты будешь в физической форме, я возьму тебя обратно. Не растрать только того, что у тебя тут. – Анка широким театральным жестом провела вокруг груди. – И не теряйся совсем.
– Спасибо, – благодарно выдохнула Маша.
* * *
За дверьми торчали взволнованные Катя и Юра:
– Ну что? Что там?
– Я ухожу, ребята. Тоже.
Юра дёрнулся к Анкиному кабинету:
– Я поговорю с ней! Да мы всей труппой петицию напишем…
– Не надо, Юрыч, – удержала его Маша за рукав. – Я сама. Давайте для вашего спокойствия скажем, что я ухожу в долгий отпуск и могу вернуться. На самом деле. Анка разрешила.
– И куда ты теперь? – недоумевал Юра.
– Мне просто надо время. Подумать. Побыть одной. Юрочка, я за многое тебе благодарна. Ты – настоящий друг.
Юра смутился:
– Ещё и медаль вручи.
Маша обняла его за шею и поцеловала:
– Вручила бы. Куплю в следующий раз. Мы какое-то время не увидимся. Ты только веди себя хорошо, о’кей?
– Ладно, Маруся, разрешаю покутить без нас недельку, только возвращайся.
Маша улыбнулась:
– Вернусь. Ты, Катюш, – обернулась она к подруге, – приезжай сразу после собрания ко мне. По квартире всё в силе.
Расцеловав друзей, Маша прошла к Ирине, ведающей документами в «Годдесс». С расчётом в руках Маша выскользнула через чёрный ход, не в силах объясняться ещё с кем-то. Ветер пахнул в лицо холодом, а Маша не сжалась под ним, наоборот, расправила плечи, открылась порывам воздуха, впитывая их в самое сердце.
Пока она шла к метро, пару раз молодые люди пытались завязать с ней знакомство, а Маше хотелось одного – стать незаметной, слиться с асфальтом и стереть всеми возможными средствами приклеенный к ней ярлык «роковой красавицы». Она ненавидела свою красоту. Маша завернула в первый попавшийся салон, села в кресло перед зеркалом и на вопрос, чего бы она хотела, сказала твердо:
– Стрижку. Полностью. Налысо.
Парикмахерша всплеснула руками и, призвав на помощь коллег, начала отговаривать от безрассудства. Но Машу было не переубедить. Это была сознательная жертва. «Отрастут волосы, и Алёша выздоровеет», – уверила она себя. Парикмахер лишала её шевелюры, стеная и охая, будто отрезала себе ногу тупыми ножницами. Когда Маша с удовлетворением посмотрела на гладко выбритый череп, в зал заглянула женщина и удивилась:
– Ой, девушка! Надо же! Вот не думала, что лысина может красить! Но у вас такое лицо выразительное!
Маша нахмурилась и подняла глаза на парикмахершу:
– И брови сбрейте.
С цветами и тортом Катя вошла в нейрохирургическое отделение краснодарской больницы. У дверей тотчас материализовалась строгая сторожевая тётенька в белом халате:
– Вам кого? – с вызовом спросила она.
– Я Машу Александрову ищу. Она сегодня работает?
– Ах, Машу? – изменилась в лице тётка. – Сейчас позову. Присядьте.
Катя опустилась на край грузного потрёпанного дивана, отложив в сторону мокрый зонт, и освободилась, наконец, от коробки торта из «Итальянского квартала» и букета голландских роз, обвязанных игривой ленточкой.
За окном в сизой мгле лил дождь. Ветер шумел и, подвывая, бился по стёклам. В холле было тепло, пахло лекарствами, желтоватый свет разливался по серой плитке, скамейкам и диванам. В дальнем углу топорщился лес пустых капельниц.
Перед телевизором, транслирующим футбольный матч, сидели больные: кто на стульях, кто на креслах – мужчины разного возраста, почти все в спортивных костюмах.
При виде костылей, тростей в руках или пристроенных возле пациентов Катю покоробило, как случается иногда со здоровым человеком, боящимся увечий. Морозный холодок пробежал по спине, и она незаметно сплюнула через плечо три раза – отвести от себя лихо.
Парень с искажённой гримасой передвигался по коридору, опираясь на металлические ходунки. Это ему давалось непросто. Катино внимание привлёк старичок – на вид не моложе мастера Йоды – такой же сморщенный, маленький. Он бороздил коридор туда-сюда, шаркая тапочками. Вдруг Катя заметила: лицо сурового Йоды озарилось улыбкой – старичок включился, как лампочка. Помолодев, словно по волшебству, и сверкнув рядом золотых зубов, он поймал цепкой рукой девушку в светло-зелёном медицинском костюме.