Короли городских окраин - Валерий Георгиевич Шарапов

все равно не шел, нутро скручивало от чего-то неприятного. Словно тыкают тебя в ребра железным и острым, выдирают мясо по кусочку.

Подобное ощущение испытал он когда-то в тюрьме, когда несколько часов терпеливо сносил зудящую боль от иглы, которой ему выцарапывали первую его татуировку – скрещенные стрелу и ключ, чтобы остальные сидельцы понимали, что Михан – вор-домушник.

Мерзкий зуд изнутри стал появляться по ночам после смерти старика. Он никак не оставлял бандита, поэтому вчера в подпольном кабаке Давилка заказывал и глотал шкалики без счета. Чтобы задавить боль от когтей, скребущих по ребрам.

Вчерашняя ночь слилась в мутный поток из обрывков воспоминаний. Вот он шлепает по липкому столику игральными картами, потом скидывает с колен чей-то упругий зад. Как вышел из кабака, как добрался до дома, он не помнил. Лишь утром со злостью обнаружил, что все деньги и золотой крест из квартиры старика испарились. Карманы были пусты до самого дна.

Злой от тошнотворного похмелья и пропажи воровского навара, Давилка наскоро умылся и выпил почти полбанки кваса. Долго копался в шкафу, выбирая наряд для сегодняшнего дела. Михану нравилось подчеркивать свой особенный подход к делу. Квартиры он грабил исключительно в пиджаке и галстуке, считая, что внешним лоском приманивает воровской фарт. Да и уносить награбленное легче, когда ни один прохожий не подозревает во франтоватом молодом человеке с поклажей опытного домушника с жирным барышом. Вот только лицо его сегодня, как и настроение, не отличалось лоском. Помятый, в клочках щетины, с выступами мешков под глазами, он хмурился на облюбованном рыночном пятачке, думая, не продолжить ли вчерашний вечер.

И вдруг чей-то крик. Давилка поднял голову и поймал напряженный взгляд невысокого мужчины в кепке. Тот шел в его сторону решительно, с рукой, многозначительно засунутой за пазуху.

Звериное чутье сработало мгновенно. Михан дернулся, нырнул в просвет между дощатыми боками будок и бросился наутек, отталкивая прохожих, перепрыгивая через заставленные снедью прилавки.

– Стой! А ну стой! Стрелять буду! – Акимов бросился за серым, в искристых переливах пиджаком. Под визг и крики окружающих он выдернул из кобуры пистолет и пальнул в воздух, потом приостановился на секунду, прицелился, но шумная толпа мешала поймать мелькающую спину на мушку. Сергей выругался и продолжил погоню. Но попадавшийся на пути товар и суматоха продавцов мешали бежать. Оперативник в бессильной злобе расталкивал людей, пытаясь догнать уходящего из-под носа бандита. Миг – и Акимов потерял из виду приметный серый пиджак.

– Серега, ты стрелял? Чего произошло? – выскочил откуда-то из толпы Остапчук.

– Упустил! Ушел жулик, который старика убил! Ушел! – В отчаянии Акимов сдернул кепку и шлепнул ее со всей силы о грязную землю под ногами.

Несколько часов бродили они по торговой площади в поисках укромных мест, расспрашивали нищих, беспризорников, торгашей, но Давилки и след простыл. Он исчез бесследно в человеческом море, как уходит камень в мутную воду. Оперативники круг за кругом ходили вокруг постепенно пустеющих торговых рядов: торговля шла на убыль, шумное говорливое море мельчало, оставляя после себя лишь кучи мусора на земле.

Михан несколько часов прятался от опасности, что в буквальном смысле топала милицейскими сапогами над его головой, в тайном питейном заведении под землей. Чтобы унять напряжение, он снова и снова глотал рюмку за рюмкой. Лишь когда пол поплыл под ногами, кабатчик аккуратно вывел опьяневшего посетителя через второй выход, подальше от рынка.

На улице Давилка заскрежетал зубами от злости: это пионер навел на него милицию! Больше некому! Решил сдать его, Михана, и перед легавыми выслужиться, выпросить послабление. Ну, он ему сейчас устроит. Давилка качнулся, нашел глазами трамвайную остановку и двинулся к ней. Адрес Малыги ему добыл Танкист, который несколько дней следил за мальчишкой, а еще сообщил распорядок жизни семьи Пожарских.

Обозленный Давилка мгновенно решил, как отомстит стукачу.

* * *

Колька после вчерашней ссоры с друзьями, вялый и опустошенный, не знал куда себя деть. Чтобы Наташка не будила мать после смены своим хныканьем, он утащил сестру на площадку перед домом. Но гуляли они недолго: на свежем воздухе голод стал мучить еще сильнее. Пришлось вернуться.

Антонина после короткого сна подскочила и принялась выбирать из нехитрого гардероба, в чем ей пойти на ночную смену. Колька сидел на кухне и слушал ее радостный рассказ о том, что папе стало немного лучше, а ей удалось выпросить себе еще полставки в соседнем отделении.

– Так что, сыночек, через недельку получу зарплату – погуляем! – Она улыбалась ему у дверей, худенькая и воздушная, как птичка.

Колька даже не смог кивнуть в ответ, так ему было горько. В голове засели причитания соседки, что Антонина надорвется на тяжелой работе.

Они с сестрой проводили маму до калитки, и теперь Наташка возилась тихонько в траве, обкусывая свежие побеги. Она морщилась от горького привкуса, но снова выдергивала зеленые ростки и пихала их в рот, не в силах справиться с сосущим чувством голода.

Вдруг Колька подскочил как ужаленный. Чего он расселся, надо же идти к Альберту! Можно занять у него продуктов, а отдать потом. Сколько им еще тянуть до следующего месяца!

– Посиди во дворе, я скоро. Только не уходи никуда! – велел он сестре и помчался по темнеющим улицам через дворы к дому одноклассника.

Возле дома, где живет Альберт, он осторожно огляделся и коротко свистнул. Из открытого по случаю теплого вечера окна высунулась знакомая лохматая голова Судорогина.

– Чего? – прошипел Альберт, напуганный неожиданным визитом. Все домашние сидели на кухне и в любой момент могли услышать их переговоры под окном.

– Альберт, одолжи продуктов. Любых, я отдам. Я все сделаю, о чем ты просил! – Колька старался шептать, но его голос эхом разносился по опустевшему под вечер двору.

– Я не могу, все дома. Не ори ты! Услышат. – Перекошенное страхом лицо исчезло из проема, а потом показалось обратно. В руки Кольке полетела жестяная банка с печеньем, из которой его обдало ванильным бархатным ароматом. – Вот, больше нет ничего.

Колька махнул рукой в знак благодарности и бросился назад. За полчаса, что он добывал еду, тени из углов расползлись по воздуху и начали превращаться в серый сумрак. А Наташка там сидит в одном платьице на холодной траве. Но ничего, сейчас он ее удивит желтыми солнышками с красной каплей джема в сердцевинке. Начатой пачки хватит им на ужин, и в этот раз он уж точно не забудет оставить поесть маме.

Михан соскочил на остановке, огляделся вокруг – не мелькают ли где милиционеры в форме. Пошарил глазами и сразу наткнулся на черный пролом