Скорость тьмы - Элизабет Мун

шумно, не моя музыка! Он пытается перекричать шум, но я его не понимаю, голос тонет в звуках.

Приезжаем, катим проколотые шины в магазин. Продавец смотрит на меня почти без всякого выражения. Не успеваю я объясниться, он качает головой.

– Слишком поздно, – говорит он. – Шины уже не меняем.

– Вы открыты до девяти, – возражаю я.

– Касса – да, а шины мы так поздно не меняем.

Он поглядывает на долговязого мужчину в темно-синих штанах и бежевой рубашке, который стоит в дверях, прислонившись к косяку, и вытирает руки красной тряпкой.

– Но я не мог приехать раньше, – продолжаю я. – И вы открыты до девяти.

– Послушайте, мистер, – говорит продавец – одна сторона рта ползет наверх, но это не улыбка и даже не полуулыбка. – Я же вам сказал: поздно! Если сейчас начнем, до девяти не уложимся. Вы же не станете задерживаться на работе, потому что какой-то идиот навесил на вас лишний труд в последнюю минуту.

Я открываю было рот, чтобы сказать, что я как раз сегодня задержался и поэтому приехал поздно, но Дэнни выходит вперед. Человек за стойкой вдруг выпрямляется и выглядит слегка испуганно. Но Дэнни смотрит на того, что стоит в дверях.

– Привет, Фред! – говорит Дэнни радостно, будто встретил друга. Но в его тоне есть что-то еще. – Как поживаешь?

– Да в общем хорошо, мистер Брайс… Все чисто…

Чистым он не выглядит. На руках черные пятна, под ногтями грязь. Брюки и рубашка тоже испачканы.

– Молодец, Фред! Слушай, тут у моего друга хулиганы вчера колеса испортили. Он утром опоздал на работу, поэтому допоздна задержался вечером. Я очень надеялся, что ты ему поможешь…

Мужчина у двери смотрит на парня за кассой. Оба приподнимают и опускают брови. Продавец пожимает плечами.

– Тогда сам закроешь! – говорит он, потом обращается ко мне: – Вы ведь знаете, какие именно вам нужны?

Знаю. Я был здесь всего несколько месяцев назад и знаю ответ на его вопрос. Он записывает диаметр и характеристики и отдает другому мужчине – Фреду, а тот кивает и подходит, чтобы забрать мои шины.

В девять часов семь минут мы с Дэнни уезжаем с двумя целыми колесами. Фред докатывает их к машине и закидывает в багажник. Я очень устал. Не знаю, почему Дэнни мне помогает. Его запасное колесо на моей машине меня смущает; оно не на месте, будто кусок рыбы в мясной подливке. Когда мы возвращаемся на парковку у нашего дома, Дэнни помогает поменять передние колеса и убрать испорченные в багажник. Я только сейчас понимаю, что утром могу поехать на работу, а в полдень поменять проколотые шины на целые.

– Спасибо! – говорю я. – Теперь я могу ездить!

– Точно! – отвечает Дэнни с улыбкой, и улыбка у него настоящая. – Знаешь что: переставь-ка сегодня машину. Вдруг злоумышленник вернется? Поставь там, в конце парковки. Я установлю на нее сигнализацию, если кто тронет, мы услышим.

– Хорошая мысль! Спасибо! – говорю я.

Я очень устал, мне сложно разговаривать.

– Por nada![3] – отвечает Дэнни. Затем машет мне рукой и идет в дом.

Залезаю в свою машину. Воздух немного спертый, но сесть на привычное место приятно. Я дрожу. Включаю мотор, а потом музыку – настоящую музыку, – медленно даю задний ход, поворачиваю руль, проезжаю мимо других автомобилей на место, предложенное Дэнни. Рядом с его машиной.

Заснуть тяжело, несмотря на усталость, а может быть, как раз из-за нее. Болят ноги и спина. Мне все время что-то слышится, и я вздрагиваю и просыпаюсь. Включаю музыку – опять Бах, и на этой нежной волне наконец проваливаюсь в сон.

* * *

Утро наступает слишком быстро, но я вскакиваю и еще раз иду в душ. Поспешно спустившись, не вижу на парковке своей машины. Внутри все холодеет, но затем, вспомнив, что я оставил ее в другом месте, заворачиваю за угол дома. Машина в порядке. Возвращаюсь к себе, завтракаю, готовлю еду с собой и по пути вниз на лестнице встречаю Дэнни.

– Сегодня в полдень сдам проколотые шины, – говорю я. – Вечером верну твое запасное колесо.

– Не к спеху! Я сегодня все равно никуда не еду.

Интересно, искренне ли он говорит. Однако желание помочь было искренним. Колесо я все равно верну, мне оно не нравится. Оно не подходит, потому что не мое.

Приезжаю на работу за пять минут до начала дня, мистер Крэншоу и мистер Алдрин о чем-то разговаривают в коридоре. Мистер Крэншоу смотрит на меня. Глаза его жестко поблескивают, в них неприятно смотреть, но я стараюсь не отворачиваться.

– Сегодня обошлось без проколотых шин, Арриндейл?

– Да, мистер Крэншоу, – отвечаю я.

– Полиция нашла вредителя?

– Не знаю.

Я хочу пройти в свой кабинет, но мистер Крэншоу стоит на пути, мне пришлось бы его подвинуть. Это было бы невежливо.

– И кто следователь? – спрашивает мистер Крэншоу.

– Я не помню его имени, но у меня есть визитка, – говорю я и достаю кошелек.

Мистер Крэншоу передергивает плечами и встряхивает головой. Глаза напряженно сужены.

– Неважно, – говорит он и обращается к мистеру Алдрину: – Пойдемте ко мне, нужно все обсудить!

Мистер Крэншоу идет прочь, слегка ссутулив плечи, а мистер Алдрин следует за ним. Путь в кабинет свободен.

Почему мистер Крэншоу спросил имя следователя, но не взял визитку? Мистер Алдрин, наверное, объяснил бы, но он тоже ушел. Почему мистер Алдрин, здоровый человек, так послушно ходит за мистером Крэншоу? Боится его? Здоровые люди до такой степени боятся других людей? В таком случае зачем нам лечиться? Мистер Крэншоу говорил, что если мы пройдем лечение, то станем нормальными и нам будет легче общаться, но что в его понимании «общение»? Может быть, он желает, чтобы все, как мистер Алдрин, следовали за ним по пятам? Если бы мы так делали, то не успевали бы работать.

Выбросив эти мысли из головы, принимаюсь за текущий проект.

В полдень отвожу колеса в другой магазин рядом с кампусом, оставляю их, чтобы мне поменяли шины. Размер и характеристики записаны у меня на бумажке, я протягиваю ее служащей за стойкой. Она примерно моего возраста, с короткими темными волосами, на ней бежевая рубашка, на которой вышито красными нитками «Служба поддержки».

– Спасибо, – говорит она. Улыбается. – Вы не представляете, сколько народу приходит, понятия не имея, какой размер шин им нужен, и начинают руками размахивать.

– Просто нужно записать, – говорю я.

– Да, но им в голову не приходит. Вы подождете или заедете позже?

– Заеду, – говорю я. – До которого часу вы работаете?

– До девяти. Или заезжайте