Плата за любовь - Лидия Лукьяненко

— Если ты ездил к жене, то разве там не было телефона?

— Я ездил не к жене, но и ты мне не жена, так что оставь свой тон, — недовольно поморщился он.

— Ты живешь в моем доме, — начала заводиться она, — это элементарная вежливость. А то сиди и думай, не зарезали ли тебя в парадном.

— Я сам кого хочешь зарежу, — усмехнулся он.

— Откровенное заявление. Вот что значит — пускать незнакомого человека в дом…

— Или в постель… — Теперь он был тем неприятным Игорем, который изводил ее насмешками. — Но мне приятно, что ты волновалась обо мне.

— Да пошел ты…

— Жаль, что ты почти на сносях, а то получила бы за свое «пошел», — жестко сказал он, но Ольгу это не остановило.

— Слушай, не умеешь себя вести, так выметайся отсюда. Устроил себе ночлежку!

— Отчего ты бесишься? Ревнуешь, что ли? — Он откровенно издевался.

— Да нужен ты мне! Я не понимаю, почему ты сюда таскаешься? Это мой ребенок, мой и только мой! Я могу записать его на свою фамилию, и ты вообще не будешь иметь на него прав. Так что не надейся.

— И все из-за того, что я не ночевал три ночи, — вздохнул с улыбкой Игорь. — Представляю, каково жилось твоему мужу. Не зря он сбежал!

— Догнать не хочешь?

— Если ты еще раз скажешь это, я уйду и больше не приду.

— Ну и уходи! Мне вообще непонятно, зачем ты здесь живешь, раз…

— Раз не пристаю к тебе? Это ты хотела сказать?

— Нет.

— Это. Так вот, я, по твоему выражению, таскаюсь сюда не из-за безумной любви к тебе, как ты решила. А из жалости.

— Что?

— А ты как думала? Что ты единственная и неповторимая? Я катаюсь сюда через весь город и сплю на твоем горбатом диванчике из жалости. Чтобы вы с дочкой с голоду не умерли, чтобы ты не родила на улице, когда упадешь еще раз, чтобы не наделала глупостей от отчаяния!

— Все ясно. — Ольга поднялась, и голос ее зазвенел. — Я не нуждаюсь в твоей жалости. Это я тебя пожалела, думала, тебе правда негде жить.

— Неужели я похож на мужчину, которому негде ночевать? Или у которого нет женщин?

— Убирайся, и чтобы я тебя не видела! Я ненавижу тебя и никогда не позволю даже подойти к моим детям.

— Оля! — Его лицо стало серьезным, он попытался взять ее за руку.

— Выметайся! — одернула она руку. — Немедленно! Я сошла с ума, если после всего терплю тебя в своем доме!

— Ты пожалеешь.

— Ты что, оглох? — И она швырнула торт со стола. — Убирайся!

Торт разлетелся на куски, хлопья крема испачкали стены и занавески.

— Ну, ты и стерва, — только и сказал он. Хлопнула дверь, и она поняла, что он больше не придет.

Маша поехала к родителям одна. Павел сослался на какие-то срочные дела и отказался ехать. А она его и не уговаривала. Слава Богу, хоть перестал таскать ее к своим, она уже не могла выносить слащавой наигранности Веры Васильевны, своей свекрови. Та все время пыталась чем-нибудь занять их, как детей: играми, шарадами, тестами. Иногда это было даже забавно — но постоянно! Они же взрослые люди. Неужели нельзя просто поговорить? Маша неизменно проигрывала в играх и набирала меньше всех баллов в тестах.

— Это нормально, — успокаивала ее свекровь. — Для женщины главное — душа. От нее зависит мир в доме. А мужчине интеллект просто необходим, ведь он должен содержать семью.

Маша негодовала про себя. Вере Васильевне прекрасно было известно, что именно Маша содержала семью. Платила за коммунальные услуги, покупала продукты. А Павлу деньги давали родители, в основном — на одежду. Если они куда-нибудь выходили: в кино, кафе, тогда мог заплатить и он. Однако случалось это все реже и реже.

Маша погостила дома целых три дня. Она так по всем соскучилась! Павлик вытянулся, стал такой взрослый и умный. Как она мечтала забрать его! Нет, совсем не таким видела она свое замужество. Рядом должен быть мужчина — сильный, заботливый. Мужчина, который любит ее и ее ребенка, которому нужна семья и слабая женщина рядом. А Павел сам был инфантилен и слаб. Она, конечно, не стала жаловаться родителям, но постоянно думала об этом. Глупости, что она сама не может растить сына. Она заберет его к себе. И пианино перевезет. Найдет хорошую пожилую женщину, чтобы та водила сына в школу и присматривала за ним хотя бы первое время, пока мальчик не привыкнет. Городские дети быстро адаптируются. Решено, она так и сделает. Места у нее хватит, и зарабатывает она нормально, а понадобится — ей поможет фирма, подбросит еще работу. Маша так воодушевилась, что у нее даже поднялось настроение, и уезжала она с легким сердцем.

— Тебе полезно чаще приезжать, — сказал отец. — Видишь, как расцвела за пару дней под родительской крышей.

Маша расцеловала всех и уехала, мечтая поскорее осуществить свои планы. Она ясно понимала одно: она не будет жить с Павлом, и нужно поспешить с решением. Но дома Павла не оказалось. Она позвонила его родителям. Трубку взял отец и сообщил, что Павел в больнице.

— А что с ним?

— Я не знаю, что-то с легкими, он ведь кашлял.

Павел действительно немного кашлял в последнее время.

— В какой он больнице?

— Я не знаю, где-то здесь рядом, — замялся тот, — скоро придет Вера Васильевна, она скажет.

Может, лучше сначала поговорить с ней? Нет, это их дело. Нужно съездить к Павлу. Маша быстро собрала передачу — мамино малиновое варенье, пироги, и поехала к свекрови. Раз больница рядом, лучше не терять времени, завтра начинается рабочая неделя, будет не до поездок.

В их квартиру звонила пожилая рыхлая женщина. Маша увидела ее, как только вышла из лифта.

— Что, никого нет дома?

— Ага. — Она повернулась и окинула Машу придирчивым взглядом. — Ты тоже к ним? Кто ж такая будешь? Уж не жена ли Пашки?

— Да, — подтвердила Маша. — А вы тоже родственница?

— Ага, — шумно выдохнула толстуха, — я Витькина сестра, а Пашке, стало быть, тетка. Так можешь и называть — тетка Клава.

— А я Маша. Вы не знаете, Виктор Павлович скоро придет? Я звонила ему час назад, он был дома.

— Да должен быть, может, куда вышел. Давай подождем немного. — Тетя Клава, пыхтя, спустилась по ступенькам к окну и поставила сумку на подоконник.

— Пашка у тебя живет?

Маша утвердительно кивнула.

— Ну, и как он?

— В больнице, сказали. Я к родителям уезжала. Сегодня позвонила Виктору Павловичу, он говорит: где-то здесь, рядом…

— А-а-а, в «дурке» опять.

— Что значит — «в дурке»?

— А то и значит, что в «дурке». Он там часто лежит.