Сердечная терапия - Мила Иванцова

Игорь Соломатин замер, глядя на сына, обычно вежливого и послушного, которого вдруг прорвало на такой монолог. Взрослым сын стал… И сказал то важное, что он за всю жизнь не смог не то что сказать жене, но в чем даже не решился себе честно признаться. Так и прожил жизнь с единственной своей любовью, которая даже не пыталась никогда его понять.

Игорь посмотрел на Антонину. Вряд ли она сейчас готова была к диалогу. Конечно, глупо получилось, зачем он затеял эту историю с Соней? Не сработал его план «ренессанса чувств». Пожалуй, и не было их никогда. Рассказать все честно, когда сын уйдет, или уж молчать? Или написать ей все в письме… А она ответит: «Ну, тогда и не обижайся, что у тебя рога выросли!» И что дальше? Он и сам не знал, чего хотел теперь от Антонины, от их отношений, казалось, только какой-нибудь форс-мажор мог разомкнуть этот круг.

Жена, не глядя на сына, уже вышедшего из-за стола, и на мужа, который сидел, словно онемевший, потянулась к бутылке с коньяком, плеснула его себе в бокал из-под шампанского, одним глотком выпила, встала и молча пошла в спальню. В дверях оглянулась:

– С Новым годом! Хотела как лучше, а получилось как всегда. Меня бы кто попытался тут понять. Но на хрена вам, если есть и получше!

Она театрально хлопнула дверью, а Вадим встревоженно посмотрел на отца:

– Пап, что у вас тут происходит?

Пожалуй, этот вопрос должен был означать «У тебя что – кто-то есть?», но сын не решился так его сформулировать.

– Ничего. Глупая история. Ничего такого. Ты же знаешь, чем для меня всегда была Тоня. Ничего такого, о чем ты подумал. Боюсь, что и мужчины бывают получше, – вздохнул он. – А ты делай, как тебе сердце подсказывает. Не гони лошадей.

– Дурдом! – Вадим пожал плечами. – Ну, ты того… держись. А я пойду, извини. Хоть немного посплю, а то и правда устал. В последние дни оперируем, как в прифронтовом госпитале.

– Иди. Отдохни. Я тобой горжусь, – улыбнулся отец и сжал плечо сына.

Вадим сел в машину и достал мобильный. Был час ночи, и ему очень хотелось услышать голос Шурочки, но звонить он не решился, хотя новогодняя ночь и допускает нарушать правила этикета. Они говорили за час до полуночи – «девушки» праздновали дома, с родителями Александры, тихо, скромно, старомодно. Собственно, и его домашнее празднование тоже было без экстрима, если не считать таковым очередной скандал, устроенный матерью. Прошлый Новый год родители встречали в Египте, а они с Анжелой заказывали столики в ресторане, праздновали с ее друзьями, всем было сытно и весело, но у Вадима за два дня перед этим умер маленький пациент, и веселье казалось ему каким-то искусственным. К сожалению, не всегда усилия хирургов венчает успех. Может, еще и поэтому мчался он недавно ночью на ту повторную операцию и дорогой просил силы небесные, чтобы этот малыш выжил…

Неподалеку, освещая двор, стали взрываться петарды. Вадим вздрогнул. Послышался смех и веселые возгласы – первые компании оставляли праздничные столы и выходили веселиться на заснеженную улицу. Вадим завел двигатель, достал мобильный и написал Шурочке SMS’ку: «Жаль, что мы сейчас не вместе. Буду ждать. О». Это «О» он придумал несколько дней назад, когда хотел написать ей «обнимаю» и вдруг осознал, что можно это нарисовать, – буква «О» показалась ему символом объятий, коротким и понятным. И он заканчивал ею все SMS’ки к Шурочке. Она не переспрашивала. Догадалась? Или решила оставить тайну тайной?

Вдруг в окно постучали. Возле машины стояла девочка лет тринадцати и что-то показывала руками. Он опустил стекло. Девочка протянула ему два елочных украшения – небольшие блестящие шарики:

– Это вам на два счастья!

– То есть? – удивился Вадим.

– Ну, можете один оставить себе, один кому-то подарить. На счастье, – улыбнулась девочка, а за ее спиной, ближе к подъезду, раздался смех.

– А я тебе что взамен? – растерялся Вадим.

– А ничего не надо! Или как хотите, – пожала плечами девочка и заглянула внутрь машины, а позади нее опять кто-то захихикал.

Вадим взглянул вверх – там висел специальный автомобильный контейнер для музыкальных дисков. Он достал один и протянул в окно.

– На вот и тебе подарок! Бартер! – улыбнулся он.

– Музыка? – заинтересованно схватила диск девочка.

– Нет. Аудиокнига, слышала о таком?

– Что ж я – совсем плохо выгляжу? Ясно, что слышала. А что именно?

– Булгаков. «Записки юного врача». Не читала?

– Нет. А «Мастера и Маргариту» я тоже с диска слушала! Спасибо! Вот я выгодно поменялась! А те придурки говорили, что не постучу! С Новым годом! – Она засмеялась и побежала к своим приятелям, размахивая диском.

Машина покатилась по ночному городу, украшенному снегом, огнями, елками и новогодне-политическими бордами, где сытые избранники приветствовали свой терпеливый народ, поздравляли его с Новым годом и Рождеством Христовым. По тротуарам передвигались компании людей, по улицам было немало машин – удивительная новогодняя ночь всегда совершенно не похожа на другие ночи в году.

Вадим направлялся домой, но вдруг на одном из перекрестков круто повернул влево, и машина, как охотничий пес, который взял след, помчалась в больницу. Доктор Соломатин уже представлял себе, как пристраивает один из двух блестящих шариков на прозрачную пластиковую колыбельку своего маленького пациента, у которого до сих пор не было имени. Вадим про себя называл мальчика Славкович, потому что взволнованный отец новорожденного именно так представился ему перед первой операцией – Славка.

Ощущение слабости во всем теле.

Боль в боку при напряжении мышц живота.

Запах медикаментов, смешанный с ароматом чистого больничного белья.

Край истертой, но приятной своей натуральностью, тысячу раз стиранной простыни, зажатый в кулаке. Так же она когда-то лежала на больничной койке, сжимая казенное белье и глотая слезы от боли, горя и обиды. Лежала и боялась провести рукой по животу, который после преждевременных родов из уже заметной горки превратился во впадину. Так же тогда пахло медикаментами и кто-то шаркал по линолеуму. Яна сжала зубы, с трудом сглотнула слюну и открыла глаза. Высокий белый потолок. Немаленькая палата. Слева – дверь. Справа – окно без портьеры. Вступает в права утро первого января.

«Новогодняя ночь в операционной – неслабое приключение, – думает Яна, уже окончательно отойдя от наркоза. – Если бы мне хватило сил сесть в поезд, история была бы еще круче, а результат – непредсказуемым. Испортила бы праздник всему вагону…»

К ней подходит пожилая женщина, которая ухаживает за девушкой, лежащей на кровати через проход.

– Дочка, ты как себя чувствуешь? Пришла в себя? Пить хочешь? Правда, нельзя тебе, разве что губы смочить.

– Спасибо, я бы глотнула разок, но у меня ничего нет, – смущенно отвечает Яна.