Разящий клинок - Майлз Кэмерон

Небольшой отряд провел там целый день, смастерив укрытие и поедая оленину – Гас-а-хо тоже удалось подстрелить оленя. Оставшееся мясо они засушили и на шестой день отправились в путь. Тропа была сухой, дождь не шел, поэтому воины пробежали больше, чем в предыдущие дни, хотя остановились чуть раньше, разожгли костер и приготовили подобие рагу из высохшего мяса, пеммикана и малины, собранной с кустов, росших вокруг лагеря.

В темноте Ота Кван похлопал Питера по плечу:

– Дежуришь.

Он переходил от воина к воину, назначая ночных дозорных.

Потерянный час сна. Но они зашли далеко в земли Диких, и Нита Кван знал, что Ота Кван прав. Целый час он всматривался в темноту – то было легкое дежурство. Когда оно почти закончилось, к нему с раскуренной трубкой подошел Ота Кван, и они разделили ее, передавая друг другу олений рог с каменным мундштуком.

Мужчины сидели в полной тишине так долго, что Питер смог заметить движение звезд над головой. Он глубоко вздохнул.

Ота Кван сделал то же самое.

– Чувствуешь запах? – вдруг спросил он.

Нита Кван понятия не имел, о чем идет речь.

– Запах чего?

– Меда, – ответил старший сэссаг. – Сладости.

Внезапно Питер осознал: то, что он принимал за послевкусие от табака, на самом деле запах меда Диких.

– Ага.

– Ударим быстро и повернем домой, – сказал Ота Кван. – Здесь кто-то еще. Скорее всего, боглины, тоже за медом. – Он пожал плечами. – Хватит на всех.

И Питер почувствовал, как тело его названого брата сотрясается от смеха.

– В любом случае, будем на это надеяться, – заметил Нита Кван.

К СЕВЕРО-ЗАПАДУ ОТ ЛИССЕН КАРАК – ШИП

Шип расположился у подножия огромного, возможно, четырехсот- или пятисотлетнего клена, ветви которого опускались естественным пологом, ствол служил пристанищем мириадам больших и малых существ, а выступающий нарост размером с человека – укрытием от дождя даже для такого огромного существа, как чародей.

По сути, ему было плевать и на дождь, и на снег, и на солнце. Но это дерево, красивое и исполненное собственной силы, Шипу нравилось, а нарост-укрытие, казалось, образовался специально для него.

Он находился к северу от озер – на расстоянии в двести с чем-то лиг от Лиссен Карак. Темное солнце не смогло бы выследить его здесь. Хотя чародей не боялся Красного Рыцаря.

Все это в прошлом.

Поэтому Шип сидел под дождем, нюхая воздух. Он сразу же почувствовал заклинание Гауз Мурьен и позволил ей обнаружить себя. Она была далеко, а ее призыв лишь напомнил ему, насколько сильную неприязнь он испытывает к ней, ее похоти и глупым страстям. Когда-то давно при дворе Гауз считалась врагом Софии, и, несмотря на то что с тех пор многое изменилось, Шип все еще презирал ее.

«София мертва».

Чародей вздрогнул.

Он не любил Гауз Мурьен. Почти так же, как не любил мотыльков. И бабочек. Колдун взмахнул похожей на толстый сук рукой, сгоняя крупного мотылька со своей окаменевшей кожи.

С самого детства он терпеть не мог мотыльков, а прямо сейчас ему не нравилось абсолютно все вокруг. После бегства с полей Лиссен Карак Шип решил полностью пересмотреть свои взгляды – преданность Диким, теорию, которой он руководствовался при взаимодействии с другими существами. И даже здравость собственного рассудка теперь вызывала у него сомнения.

Чародей понял, что свалял дурака, попытавшись командовать армией. Этот путь вел лишь к пустоте – к бессмысленной власти, а ему хотелось большего – чего-то ощутимого только в эфире.

Он жаждал могущества. И никакая мирская слава не приблизит его к заветной цели. Ему нужно время, чтобы обрести новые знания, восстановить силы и многое переосмыслить. Мир снова оказался сложнее, чем ему представлялось.

Если бы Шип мог улыбнуться, он бы так и сделал. Чародей поднялся, при этом его огромные ноги заскрипели, словно деревья на ветру, и дотронулся закованной в броню рукой до ствола древнего клена.

– Отправлюсь на запад и кое-чему там научусь, – прохрипел он.

«Я выставил себя на посмешище, – подумал Шип. – Пожалуй, стоит оставить этот облик как напоминание о собственных ошибках».

Если чародей и обращался к дереву, то ответа не получил. Только он развернулся, чтобы отправиться на запад, как ударила молния.

И ударила она прямо рядом с ним – демонстрация поистине разрушительной силы. От огромного клена почти ничего не осталось: его сердцевина превратилась в дымящиеся щепки, а могучий ствол раскололся так, будто его разрубили исполинским топором.

Шипа, чье тело было значительно крупнее, чем у рхуков или здоровенных троллей, швырнуло на землю и пригвоздило сучьями древнего дерева. А воздух вокруг него напоминал густую кашу из чистой силы.

Если бы Шип мог кричать, он бы так и сделал.

Он почувствовал, как некая сущность завладела его сознанием, но не стала уничтожать его. В голове чародея появилось нечто, чего он не мог понять, – среди переплетения корней и паутины, где Шип творил свои заклинания и хранил в памяти сотни вариантов использования потенциальной энергии, теперь возникло темное пятно, словно гниль на коре здорового дерева.

Никто не мог выследить его здесь.

Но все же нечто настолько могущественное, не поддающееся описанию, появилось из ниоткуда, пригвоздило чародея к земле, вторглось в его сознание и испарилось.

Слева от него сквозь гору рухнувшей на землю зелени он разглядел какой-то предмет, лежавший на листьях и ветках, будто в огромном птичьем гнезде.

То было черное яйцо размером с голову человека. Правда, не настоящее, поскольку его покрывала чешуя, а с обоих концов имелись странные колпачки, похожие на доспехи.

Закованное в броню яйцо.

В эфире от него исходила сила.

В реальности – жар.

Шип возвел щиты – сверкающие полусферы травянисто-зеленого цвета, выставленные друг за другом, будто слои дамских нижних юбок. Затем он настроил или создал магические инструменты, чтобы тщательнее изучить загадочное яйцо – рассмотреть, пощупать, проверить. После этого чародей воспользовался собственными силами, духовными и физическими, чтобы выбраться из-под упавшего на него клена, и приступил к исследованию.

Но у него ничего не вышло: яйцо, а это было именно оно, не позволило.

Безотлагательных планов у Шипа не имелось, и он подозревал, что до сих пор не до конца пришел в себя. Устроившись под древесным наростом, чародей сначала долго и внимательно рассматривал яйцо, затем прикоснулся к нему, одновременно изучая возникшую в своем сознании темноту.

Он чувствовал себя униженным.

«Что это за сущность? Чего она хочет?»

Прошел час, но она так и не вернулась. Закованное в броню яйцо лежало, излучая тепло, а Шипа постепенно наполняла сила, появилась цель. Впервые с момента его поражения на холмах Лиссен Карак он знал, чего хочет.