Федор Сологуб - Мария Савельева

Как это всегда бывает, национальный вопрос вызывал различные толкования и порождал конфликты. Весной 1915 года Сологуб договорился с Николаем Бердяевым о статье для сборника «Щит», который выпускало Общество по изучению еврейской жизни. Бердяев давно был вхож в символистские круги и с готовностью согласился написать о «религиозной судьбе» еврейства, но осенью, открыв готовую книжку, не нашел в ней своей работы (размышления на эту тему войдут потом в книгу Бердяева «Смысл истории»). Он был обескуражен: «За всю мою литературную деятельность ничего подобного со мной не было. Я совершенно не допускал мысли, чтобы заказанная мне статья могла быть не напечатана, и еще менее мог допустить, чтобы так было поступлено без всяких объяснений со мной». Ответное письмо, полученное от Сологуба, убедило Бердяева в невиновности его корреспондента, но о секретаре Общества, Соломоне Познере, который руководил изданием, философ писал так: «Этого принципиально возмутительного случая я не предам гласности только потому, что это может произвести впечатление „еврейского засилья“ и повредить делу улучшения положения евреев в России, которого я горячо желаю. Но я считаю совершенно недопустимым, что еврей Познер цензурирует русского писателя, которому предложено высказать независимое мнение по еврейскому вопросу…» Свою статью Бердяев считал «практически» защищающей еврейство, однако отнюдь не филосемитской: «Я хочу служить правде и справедливости, а не специально евреям». Приятельские отношения с Сологубом у Бердяева закрепились, приезжая в Петроград, он потом навещал писателя. Но конфликт с Познером так и не был улажен.

Секретарь объяснял, что изъял статью из сборника с согласия Горького, поскольку связаться с Сологубами не удалось: они находились в путешествии по Волге. Был назначен третейский суд, но его участники постоянно были в разъездах. В течение нескольких месяцев Сологуб не мог дождаться результатов разбирательства, дело так и не было доведено до конца. В конце 1915 года Сологубы перестали посещать собрания Общества по изучению еврейской жизни.

Федору Кузьмичу представлялась неприятной роль Горького в этой истории. Позже, после революции, Горький поможет выжить многим писателям, в том числе и Сологубу: по его инициативе будут созданы комиссия по улучшению быта ученых и издательство «Всемирная литература». Но отношение к нему Федора Кузьмича так и останется затаенно презрительным.

Пока же, в 1915 году, Чеботаревская с Сологубом, не удовлетворенные прежней деятельностью, учреждают Общество «Искусство для всех», чтобы проводить вечера и встречи для широкого круга лиц. С первого раза Общество не удалось зарегистрировать, власти ответили формальным отказом. Чеботаревская была уверена, что в других странах государство поддержало бы такое начинание, жаловалась на то, что для Общества приходится «измышлять» каждый рубль. Но Сологубы не опускали рук, к их предприятию присоединились Репин, Андреев, Горький, Тэффи. Объявления давали через знакомых, чаще пользуясь не денежным, а репутационным капиталом. За образец было взято парижское общество L’artpour Tous («Искусство для всех»), создававшееся для обитателей рабочих кварталов. Замысел Чеботаревской снова был подражателен, а не оригинален. Зато Общество провело множество лекций, встреч и вечеров. Для каждого из этих мероприятий нужно было набрать участников, получить разрешение властей. Любое событие в жизни Общества требовало большой организационной работы. Федор Кузьмич, былой затворник, теперь вживался в роль переговорщика и председателя собраний.

Как уже отмечалось, большинство знакомых не любили Чеботаревскую. Но были и те, кто понимал ни с чем не сравнимую роль Анастасии Николаевны в судьбе писателя. «Я помню, как она появилась в Вашем доме и сколько радости, молодости, веселого труда внесла она в Вашу жизнь», — писал Сологубу о его супруге Корней Чуковский.

Чувству к Чеботаревской, изменившему его судьбу, Сологуб уже после революции, в 1921 году, посвятил поэтический сборник «Одна любовь». Это была небольшая книжечка, напечатанная тиражом всего в 700 экземпляров, однако Анастасии Николаевне эти стихи грели душу в дни несчастий. Книжечка во многом автобиографична, но прежде всего она — о слиянности двух жизней: «Ты только для меня. На мраморах иссечен / Двойной завет пути, и светел наш удел». При этом любовь женщины к поэту — это одновременно и любовь к его творчеству, а жизнь их обоих с момента встречи подчинена поэтическим задачам:

Возлюбленная в представлении лирического героя проста и естественна в обращении с ним, как слова его стихов. И она же — главный источник радости в мире. Любовь, как магический круг, отделяет этих двоих от остального человечества, и жизнь поэта — отныне не тот механический и скучный путь, каким она была раньше. В стихах Сологуба больше нет тоски, мучившей его в юности. Любовь и Смерть примирились и идут рука об руку:

Загадка жизни теперь разгадана, страха перед ней больше не существует. Закон жизни состоит в том, что мы званые гости на пиру, который становится сладок, только если жизнь освещена любовью. Обращаясь к образу Дон Кихота, Сологуб раскрывает секрет вечной любви — он в постоянном творении, вечном мысленном превращении грязной Альдонсы в прекрасную Дульцинею.

В стиле бержерет XVIII века (французских светлых, идиллических песенок) Сологуб пишет легкие, воздушные стихи, под стать обретенной им в браке легкости помыслов:

И сложно узнать былого нелюдима, когда он пишет о найденной им подруге жизни:

Успех «Мелкого беса» одновременно приковал внимание публики и к личности, и к поэзии Сологуба. Вышли в свет еще две книги его стихов — «Змий» в 1907 году и «Пламенный круг» в 1908-м. Первая — монологичная, проникнутая одним-единственным образом и настроением, вторая — диалогичная, сочетающая в себе как итоговое издание все сологубовские темы. Одна — книга-крик, другая — размеренный самоанализ.

Центральная идея сборника «Змий» о солнце как всемирном тиране, злом и мстительном Драконе, конечно, была намеренно шокирующей, но Сологуб смог, не останавливаясь на чистом отрицании, развить в этой книге собственный сюжет и миф. О Сологубе часто писали, что его отвержение мира — не активное, не знающее борьбы. В сюжете о Змие эта борьба есть, однако какие бы стрелы и мечи ни направлял сологубовский герой в своего врага, пуская алую кровь закатного Дракона, их поединок — чисто эстетический. Злой Дракон в этой книге завладел небесами, и поэт готов побороться с ним силой своего искусства: «Но его я не прославлю, — я пред ним поставлю смелый, / Ограненный, но свободный и холодный мой алмаз». Этот алмаз разлагает безликие лучи солнца на многоцветные лучики, разбегающиеся от него, как бесенята. Они свидетельствуют о богатом празднестве, которое Змий скрыл от наших глаз. Сологубу бесенята роднее ангелов, меланхоличная прохлада лесного ручья для него приятнее палящего солнца: