Дьявол против кардинала - Екатерина Глаголева

— Мы скоро расстанемся, — негромко и печально сказал он, когда в очередной раз повел ее в танце.

— Да, — неопределенно отозвалась Анна, — у всего бывает конец.

В следующей фигуре они развернулись лицом к лицу, и Анна опустила глаза под горящим взглядом герцога.

— Мне бы так хотелось иметь что-нибудь на память о вас, нечто, чем я мог бы обладать, воссоздавая в памяти ваш неземной образ и лелея надежду на встречу, — жарко зашептал он, когда они вновь пошли рука об руку.

— У вас же есть мой портрет, — зарделась Анна.

— Что портрет! — горячо воскликнул Бэкингем. — Бездушная копия недоступного оригинала! Мне бы хотелось иметь вещь, хранящую ваш аромат, касавшуюся вашего тела, которую я бы видел на вас и мог бы… мог…

К счастью для Анны, музыка смолкла, она присела перед своим кавалером и поспешно отошла к фрейлинам, оставив сбитого с толку герцога гадать, уж не рассердил ли он ее чем-нибудь.

Поздно вечером, вернувшись с бала в свои апартаменты, Анна Австрийская с нетерпением дождалась, пока все фрейлины откланяются и удалятся, пожелав ей доброй ночи, выслала служанок и велела камеристке принести шкатулку с драгоценностями.

— Не то, все не то, — бормотала она, перебирая фермуары, браслеты и ожерелья. Вдруг, что-то вспомнив, бросилась к туалетному столику и достала из стоявшего под ним дорожного сундучка маленький ларчик, обитый черным бархатом, раскрыла, и ее озабоченное лицо прояснилось. — Вот, то, что нужно!

— Франсуаза! — позвала она камеристку. — Будь добра, отнеси этот ларчик… герцогине де Шеврез, но только так, чтобы тебя никто не заметил. Постой!

Анна присела к столу, набросала торопливую записку и положила под крышку.

— Теперь ступай, но прошу тебя, никому ни слова! Иди же, иди! — голос королевы задрожал, и на ресницах блеснули слезы.

…На следующий день встали поздно: очень многие от полноты впечатлений не могли заснуть до самого рассвета. Завтрак по времени, обилию и продолжительности напоминал обед, так что когда все встали из-за стола, солнце уже клонилось к закату.

Дом, в котором разместилась Анна Австрийская, стоял на берегу Соммы. К нему примыкал свежий, тенистый сад, спускавшийся прямо к воде. Вечер был таким тихим и нежным, ни один листок не шелохнется, что оставаться в душных комнатах было просто грешно. Анна со свитой вышла прогуляться.

Войдя в сад, дамы увидели, что снизу по аллее к ним поднимается герцог Бэкингем в сопровождении графа Холланда. Поклонившись и обменявшись положенными учтивостями, англичане попросили позволения присоединиться к прогулке. Герцогиня де Шеврез тотчас взяла под руку Холланда, и они медленно пошли по тропинке, пропустив вперед королеву и герцога. Вся остальная свита принуждена была плестись сзади, так как аллея была слишком узка. Лапорт и Пютанж встревоженно переглянулись, но поделать было ничего нельзя.

Деревья сцепились ветвями над тропинкой, образовав зеленый шатер. Солнце еще не село, но здесь уже было почти темно. Анна и Бэкингем вступили под прохладную сень.

— Мне передали ваш подарок, и я не знаю, как вас благодарить, — нарушил молчание герцог. Анна вздрогнула. — Я прекрасно помню эту ленту с бриллиантовыми подвесками, она украшала ваше платье на приеме в Париже, когда я впервые имел счастье вас видеть. Вы не могли выбрать лучшей вещи, но… правильно ли я вас понял? Ведь лента — залог любви?..

Анна потупилась.

Они уже довольно далеко зашли и скрылись из глаз отставшей свиты. Герцогиня де Шеврез остановилась у входа в аллею и стала расспрашивать Холланда, что это за птица так славно поет — верно, соловей? Граф подробно ей отвечал. Когда он исчерпал свои познания в орнитологии, ему на помощь пришла Антуанетта дю Верне. Лапорт и Пютанж уже сильно нервничали, госпожа де Ланнуа хмурилась, принцесса де Конти усмехалась.

Тем временем Бэкингем остановился и взял Анну за руки. Королева вся затрепетала, у нее сильно забилось сердце.

— Анна, — выдохнул Бэкингем, — Анна…

Он стал покрывать ее руки поцелуями, потом пылко обнял, поцеловал в висок, в шею… Анна отбивалась и уворачивалась, коротко, с всхлипами дыша.

— Вы с ума сошли… Как вы смеете… Пустите меня!

Она издала робкий вскрик. Каким бы тихим он ни был, но Лапорт услыхал и метнулся в сторону аллеи.

— Мне кажется, это голос королевы!

— Что за глупости, я ничего не слыхала! — раздельно произнесла герцогиня де Шеврез, остановив его ледяным взглядом.

Но тут крик повторился, и теперь его уже расслышали все. Мари нехотя и все так же неторопливо пошла по аллее, но Лапорт обогнал ее и бросился вперед.

— Ваше величество, ваша светлость, где вы? — нарочито громко позвала Антуанетта.

Разбежавшийся Лапорт чуть не наткнулся на королеву с герцогом. Анна была смущена и отворачивалась, оправляя платье, Бэкингем с недовольным видом отряхивал колени. Лапорт в растерянности остановился, но королева шепнула ему: «Ничего, ничего, все в порядке», и пошла к выходу из аллеи. Раздосадованный Бэкингем поплелся сзади.

— В этой аллее так темно, что всюду мерещатся какие-то чудовища, — неестественным голосом сказала королева, когда они вышли обратно к свите. — Мне почудились чьи-то горящие глаза, и я ужасно испугалась. Пожалуй, лучше вернуться.

Коротко простившись с англичанами, королева скоро пошла к дому. Мари, не удержавшись, догнала ее. Она сгорала от любопытства.

— Все мужчины — дерзкие грубияны, — быстро проговорила Анна, не глядя в ее сторону.

О вечернем происшествии в саду немедленно поползли слухи, которые каждый считал своим долгом приукрасить. Мария Медичи, до которой они, разумеется, тоже дошли, решила, что Генриетте уже пора ехать, а кстати, и увезти с собой Бэкингема и Шеврезов, пока дело не дошло до настоящего скандала. Сославшись на то, что плохо переносит дорогу, она отказалась от планов сопровождать дочь в Булонь и попросила Анну не покидать несчастную больную. На сей раз намек был понят.

Три кареты с королевскими гербами подъехали к воротам Амьена. Королева-мать в последний раз обняла Генриетту, пустив слезу. Анна Австрийская коснулась ее щек холодными губами и села обратно в экипаж. Кучер уже взмахнул бичом, поворачивая лошадей, когда вдруг на подножку кареты вскочил герцог Бэкингем. На его лице было написано отчаяние и иступленная страсть, из глаз текли слезы. Он их не вытирал, бормоча как одержимый жаркие признания и клятвы. Анна, бледная как смерть, откинулась на подушки, уставившись в противоположную стенку невидящим взглядом. Когда карета, наконец, покатила по улице и герцог спрыгнул на землю, она опустила веки, из-под которых двумя горячими струйками потекла соленая влага.

— Признайтесь, вы жалеете о том, что вам помешали вчера в саду? — цинично спросила принцесса де Конти, сидевшая рядом с ней.

— Я верна королю, — глухо ответила Анна.