Как французы придумали любовь - Мэрилин Ялом

Однако в случае с Жюли де Леспинас и де Мора страсть, видимо, была взаимной. Даже когда они были не одни, их притяжение друг к другу было очевидно для всех. Мармонтель писал в своих мемуарах, что она внушала страстное чувство де Мора, который не прилагал никаких усилий к тому, чтобы скрыть свое восхищение ею. Только Д’Аламбер был слеп и не замечал того, в чем никто не сомневался.

Как и многие их современники в 60-е годы XVIII века, Жюли и де Мора оказались под влиянием «Новой Элоизы» Руссо. Они считали себя новыми Юлией и Сен-Пре, которым суждено безумно любить и страдать. Мора был во всех отношениях благородным человеком, достойным ее страсти, его поведение, в частности, было окрашено оттенком трагичности, от которого он не мог избавиться после смерти своего единственного сына. Мора едва исполнилось двадцать пять, когда он потерял свою слабую здоровьем жену, на которой женился в пятнадцать лет, дочь и сына, и его мать также была при смерти. У него тоже появились симптомы туберкулеза, от которого он и умер в 1774 году. Он сам был инициатором своей связи с Жюли и никогда не жалел об этом. Несмотря на попытки его отца разлучить их – ведь испанский гранд просто не имел права жениться на незаконнорожденной женщине без средств к существованию, открыто жившей с другим мужчиной, – Мора отказался оставить свою возлюбленную, ибо их роднила не только всепоглощающая страсть, но и общность культурных интересов, и схожесть натуры.

Большую часть времени они проводили врозь. Причиной тому была карьера де Мора, его семейные обязанности и слабеющее здоровье. В разлуке они почти каждый день обменивались письмами. Вот как Жюли де Леспинас описывает десятидневную разлуку, когда Мора находился при французском дворе в Фонтенбло:

«Я регулярно получала по два письма в день из Фонтенбло. Его не было десять дней: я получила двадцать два письма, но даже тогда, когда его занимали легкомысленные развлечения двора, когда он становился светским человеком и сводил с ума самых красивых женщин, у него была только одна забота и только одно наслаждение: он хотел владеть моими мыслями, наполнять всю мою жизнь. И правда, помню, что в эти десять дней я ни разу не вышла из дома: я ждала письма от него, а потом тотчас же писала ответ» [письмо CXLI].

И эти двадцать два письма, должно быть, были среди тех многочисленных писем, разбивших сердце Д’Аламбера.

Если большая часть писем Жюли была сожжена, как случилось, что мы так много знаем о ее близких отношениях с де Мора? Ответ на этот вопрос, свидетельствующий о своеобразном отношении Жюли к любви и верности, дают письма, написанные ею графу де Гиберу в мае 1773 года. Де Мора был еще жив, но Жюли фатально увлеклась другим мужчиной. Не нам судить ее, но попытайтесь понять, как ей удавалось манипулировать тремя главными мужчинами в ее жизни: она постоянно жила со своим невенчанным супругом Д’Аламбером, испытывала настоящую страсть к де Мора, отношения с которым начались приблизительно в 1767 году, и в последние три года своей жизни питала горячую привязанность к де Гиберу.

Жак-Антуан-Ипполит де Гибер был военным и писателем. Его трактат, опубликованный в 1772 году, – « Эссе о военной тактике» (Essai de Tactique Militaire) стал предметом обсуждения для французских интеллектуалов и при дворе, а впоследствии он вдохновлял молодого Наполеона. Кроме того, он писал трагедии, которые читал вслух проникновенным голосом, а одна из них, при покровительстве Марии-Антуанетты, была даже поставлена. Поскольку ухудшение здоровья Гонсальве де Мора приносило Жюли бесконечные страдания, она обратилась за утешением к де Гиберу.

С самого начала Жюли нашла в нем задушевного друга. Она излила ему душу, исповедуясь в своей связи с де Мора – безупречным созданием, любившим ее без меры, как и она любила его. В ответ де Гибер поведал ей историю своей любви к мадам де Монсож, лишенной той страсти и той восприимчивости, которую он увидел в Жюли. Взаимные откровения способны соединять людей самым неожиданным образом, особенно если они касаются романтической любви: беседы о любви превращаются в любовные беседы.

Гонсальве де Мора покинул Париж летом 1773 года, надеясь, что испанский климат поможет ему восстановить здоровье. Жюли с нетерпением ждала почты, приходящей раз в две недели, которая приносила вести о ее возлюбленном. Между тем, она попала под обаяние де Гибера, становившегося все популярнее в светских кругах, где оба они бывали. Жюли соглашалась с теми, кто считал его военным гением и будущим Корнелем. Де Гибер наслаждался своей новоприобретенной славой в кругу энциклопедистов, окруженный вниманием их признанной музы, такой обворожительной, хотя и не слишком красивой, Жюли де Леспинас. Кроме того, ему оказывали теплый прием в аристократических домах и при дворе, особенно дамы.

Да, граф де Гибер был дамским угодником. Когда он встретил Жюли, его любовные победы были известны всему свету, не остановился он и после их знакомства. Однако не станем причислять его к таким же хладнокровным соблазнителям, как Вальмон. Судя по всему, он считался с чувствами Жюли, стараясь отвечать на ее неуемную страсть тем, на что только был способен. Она говорила об этом так: «Я люблю вас безумно, …но что-то говорит мне, что вы не любите меня так же сильно» [письмо XXXIV].

После своей первой встречи в 1773 году Жюли и де Гибер общались постоянно. Он приезжал после полудня, незадолго до того, как должны были открыться двери ее дома для многочисленных друзей, которых она принимала в своем салоне по обычаям того времени. Обычно де Гибер, исполняя светские обязанности, должен был посетить два или три места: обед, театр или пикник. Случалось, что они встречались в доме общих друзей или в опере, где Жюли арендовала ложу. Как ни странно, именно в опере, в ее ложе, они могли оставаться наедине, еще более странно то, что именно там они впервые стали любовниками.

Попытайтесь представить себе просторную ложу с примыкавшим к ней салоном, куда публика во время спектакля удалялась, чтобы освежиться. Вечером 10 февраля 1774 года, возбужденная музыкой и новыми знаками внимания своего возлюбленного, Жюли уступила настойчивым уговорам де Гибера и стала его любовницей. Годом позже, в годовщину этого события, она написала де Гиберу: «Десятого февраля прошлого года я была отравлена ядом, действие которого продолжается до сих пор… По вине какого рока самое сильное и самое сладкое из наслаждений связано с самой непоправимой из бед?» [письмо XCII]. Почему, вспоминая это событие, она говорит одновременно о яде и наслаждении? Потому что наслаждение, пережитое ею с де Гибером, она мысленно связывает с трагедией де Мора, умершего в мае 1774 года после его возвращения во Францию из Испании. Он приехал для того, чтобы в последний раз увидеться с ней. Жюли была уже безумно влюблена в де Гибера и чувствовала себя виноватой перед де Мора. Ей казалось, что она как будто передала всю свою страсть целиком от Мора к Гиберу, даже если с самого начала она понимала, что де Гибер никогда не станет любить ее так же, как де Мора.

Как и де Мора, де Гибер был на десять лет моложе Жюли, и на этот раз утверждение, гласящее, что больше любит тот, кто старше, снова подтвердило свою правоту. Когда читаешь ее письма, создается впечатление, что любовь Жюли была так сильна, что ее хватало на двоих. Она постоянно писала де Гиберу: «Я люблю вас» или «Я обожаю вас» и мучилась от своей любви. «Друг мой, я люблю вас так, как и должно любить, с неумеренностью, с безумством, со страстным чувством и безысходностью» [письмо XX]. Поскольку 2 июня 1774 года, получив известие о смерти де Мора, она сожгла первую пачку писем и пыталась покончить жизнь самоубийством, выпив слишком большую дозу опиума, до нас дошло всего несколько писем, полученных ею от Гибера, и мы не можем достоверно судить о его чувствах. Но из ее писем к нему становится ясно, что она в своих чувствах была искреннее, чем он. Ведь время от времени он виделся и со своей бывшей любовницей, а в последний год жизни Жюли женился на другой.